Ложное искушение
Каждое утро Эдвард Уилсон (Мэтт Дэймон) аккуратно поправляет галстук, надевает шляпу и отправляется на работу – в ЦРУ. Там все стоят на ушах: на дворе 1961 год, американская высадка в Заливе свиней позорно провалена, Кастро красуется перед камерами и грозит Штатам кулаком. Разбираться, кто слил секретную информацию, приходится Эдварду, а в его распоряжении только мутная запись разговора какой-то влюбленной пары да собственная память. Вслед за ней повествование послушно ныряет во флешбэки.
Успешно закончив в 39-м Йель, Эдвард получает от товарищей по университетской ложе "Черепа и кости" (негласный девиз: "Сперва – братство, потом – Бог") первое предложение послужить родине. Вторую мировую он уже проведет в Лондоне, затем перекочует в Берлин, затем обратно домой, походя сдавая всех безумному молоху паранойи. К концу 40-х Эдвард станет одним из отцов-основателей ЦРУ, жена (Анджелина Джоли) и сын будут существовать на вечной периферии. Вплоть до того, как в его руки попадет та самая запись информатора.
Первые минут десять "Ложного искушения" кажутся примером шпиономании: долларовые купюры с кодами, многозначительные взгляды, шепот "пора заняться уборкой". Впору ждать укола зонтиком, но Де Ниро предпочитает авантюрам тяжеловесную монументальность, которой веет от аббревиатуры ЦРУ, и режиссирует достойно, с оглядкой на мэтров. И так все заковыристо выходит, что, кто, с кем и какие счеты тут сводит, понять возможно не всегда. А с какого-то момента – уже и не хочется.
Как конспиролог Де Ниро попал в точку: сейчас принято считать, что американскую политику творят белые мальчики из нескольких очень-очень хороших семей. Но из невероятной сюжетной путаницы выходит, что кино это не столько про заговоры, сколько про трагедию государственного человека, вынужденного выбирать между долгом и Долгом, между семьей и Семьей. И тут все рушит явный мискастинг. Персонаж Дэймона эмоционально скуп и лишен самой свободы воли (вплоть до того, что героине Джоли, особенно яркой на фоне одинаково унылых мужчин в шляпах, приходится взять его в охапку, трахнуть и поставить к алтарю). Главную роль сперва должен был играть пассионарий Ди Каприо, и можно представить, как яростно он переживал бы тотальную двойную игру (вспомните "Отступников"). Но за неделю до съемок в проект был введен Дэймон – характерный, в общем-то, актер со стойким образом запутавшегося зубрилы-отличника. Возможная самурайская трагедия оказалась смятой кастинговыми рокировками, и получилось совсем другое, постмодернистское кино, главная коллизия которого – невыносимый кризис самоидентификации. Бога нет. Родины нет. Братства нет. Тебя нет. Да и истории тоже не получилось.