Кремень

Провинциальный дембель Антон (Евгений Антропов), сам себя называющий Кремень, приезжает в Москву. Поначалу ему тут нравится: похоже на родной городок, особенно спальные районы, а других он за весь фильм и не увидит. Здесь на окраине проживают свои — невеста Зинаида с родителями. Мир и будущее лежат перед Антоном как на ладони: сначала покорится любимая, потом — Москва. Все, однако, идет не так, как мечтает парень.

Зинаида смотрит косо и, похоже, не вполне помнит жениха. Отец ее, дядя Коля, владелец автосервиса, помогать не настроен. В привокзальном туалете просят целых десять рублей за вход. И вот щуплый юноша с прозрачными глазами нанимается в милицию и начинает мстить. Впрочем, мстить Кремень начинает еще раньше — прямо в туалете.

Про режиссерский дебют Алексея Мизгирева давно ходил слух, что это русский «Таксист» Скорсезе. Сейчас выясняется, что это еще и русские «Злые улицы», и даже отчасти русский «Мыс страха», перекрашенный в мышиный милицейский цвет. Как и в «Таксисте», здесь имеются прекраснодушный отморозок и нежная барышня, предмет его смутного вожделения. Имеется также бордель с крепостными вьетнамками, которых хорошо бы освободить огнем и свинцом, восстановив таким образом на Земле справедливость.

Есть, впрочем, существенное отличие: герой Де Ниро в «Таксисте» был психопатом, травмированным вьетнамской войной. Герой дебютанта Антропова на войне не бывал, он не псих и даже не идиот, хотя временами таким кажется. «Твердость — не тупость», — приговаривает Антон, раскалывая бутылки о стриженую голову, и весь фильм по большому счету выдержан в точно такой же безапелляционно-юниорской дидактике.

По Мизгиреву выходит так, что опыт жизни в современной России сопоставим с опытом военным, и потому человек-кремень абсолютно нормален для своего места и времени. А что? Правило «слабину давать нельзя» — это же основы социального дарвинизма, отлично усвоенного поколением видеосалонов. Если мир слишком широк и велик для понимания, то надо достать боевую гранату и кроить его под себя и свои о нем представления и фантазии. Гипербола? Совсем нет.

Антон замечательно вписывается в мир, в котором на гастарбайтера из Средней Азии можно повесить убийство, а налоговые сборы с публичного дома несут напрямую бюджетникам — в милицию. И в случае с «Кремнем» не имеет смысла (как десять лет назад по поводу первого «Брата») кудахтать про смещенный центр нравственной тяжести. Тяжести-то никакой и нет. Есть сплошная легкость во всем: пошел, посадил, сломал, извинился, потом убил. Дали сержанта.