«Дети не понимают, почему надо плакать на похоронах»
— Почему спектакль называется «Воскресенье»?
— Мне важно то, что несет этот день — день, когда мы сходим с обычной рабочей колеи, идем в церковь, смотрим внутрь себя. Составляющие воскресенья в Италии — солнце, полдень, звуки колоколов, играющие дети. И я хотел коснуться тем жизни и смерти, не стараясь сотворить вселенскую драму. В первый день репетиций я спросил детей — что вы думаете о небытии? Они ведь ближе к нему, чем мы, они недавно оттуда пришли. Сейчас о смерти обычно говорят как о чем-то очень плохом, мол, все, game is over. Но раньше о ней думали как о пути, и дети это знают лучше нас. Когда дети идут на похороны, они не понимают, почему взрослые плачут — я хорошо помню, что я заставлял себя плакать, потому что все рыдали. А у меня не было ощущения, что что-то кончилось, я тогда понимал, что это переход, трансформация.
— Поэтому, кроме взрослых артистов, вы выбрали двух девчонок из школы?
— На кастинг пришло много народа, и я сначала хотел отобрать пятерых взрослых танцовщиц. Но потом я увидел этих одиннадцатилетних девочек и совершенно влюбился в них — у них не только отличная техника, они еще замечательно артистичны. Так они добавились к составу.
— Вы изучали промышленный дизайн в генуэзском университете и работали как актер в детском театре Piccione. Как это отражается на вашей работе хореографа?
— Дизайн никак не влияет на мою работу. Это была ошибка, как многие ошибки, которые мы совершаем, когда нам 20 и мы должны выбирать. Я оставил университет, пошел работать в театр, и я рад, что выбрал эту дорогу.
— В вашем спектакле есть какая-то отсылка к Италии?
— Это общая история — ведь мы все рождаемся и умираем, вне зависимости от того, живем мы в Генуе или нет (смеется). Немного Италии есть в колоколах, звучащих в начале спектакля, — потому что это итальянские колокола. Я сначала искал православные звоны, но у них совсем другая интонация, гораздо более драматичная. Поэтому я выбрал итальянский звон — он спокойнее.
— Но у вас (насколько можно судить по репетиции) очень интенсивный, иногда просто яростный спектакль, не предполагающий вроде бы никакого умиротворения. Танцовщицы мчатся по сцене, будто их ураганом несет…
— В начале много печали и спокойствия. А энергия — это жизнь. Танцовщицы, работающие в спектакле, это и есть жизнь. У этих детей все в будущем, и вот это противопоставление — воплощенная жизнь изображает темную сторону жизни — важно для спектакля. У нас и костюмы будут черно-белыми — важен контраст.
— Кто из хореографов в наибольшей степени повлиял на вас?
— Мне многое дал детский театр, в котором я работал, — там не было знаменитостей, но там я понял, что такое театр вообще. И, конечно, Вим Вандекейбус, его знаменитая труппа Ultima vez, в которой я работал как танцовщик.