Интервью: Наоми Уоттс
В ремейке австрийского кошмара вы не только играете главную роль, но и выступаете продюсером. Вам так нравится эта история?
Было нелегко решиться, мучили сомнения — стоит ли браться за проект, который отталкивает больше, чем привлекает. Мы же неоднократно смотрели оригинал, и это было ужасно. Чувствуешь себя просто марионеткой в руках какой-то злой силы, заполнившей фильм. Депрессия просачивается в тебя с экрана. Но остальные фильмы Михаэля мне, правда, нравятся, я считаю, что он замечательный режиссер. В общем, обратилась за советом к своим наставникам — людям, которые шаг за шагом помогают мне расти в кинобизнесе. И каждый из них сказал, что надо соглашаться.
Несмотря на все эти ужасы?
Я, наверное, подсознательно выбираю страшные и мрачные роли, понимая, что в каждом из нас есть темнота и совершенно дикие и немыслимые страхи. Если мы закроем на это глаза, то все только усугубим. Реальность не всегда безоблачна и чиста, есть в ней много ужаса. Можно это не принимать и отрицать, но когда ты с этим столкнешься, то реальность окажется хуже самой мрачной фантазии.
А чего вы сами боитесь?
Господи, да обычные фобии актрисы. Страх перед толпой, боюсь выступать публично. При этом я получаю удовлетворение от игры «в страхи» на съемочной площадке — это дает мне возможность прожить и пережить неприятную ситуацию эмоционально и освободиться от этого груза…
А о чем фильм-то, по-вашему?
О насилии, конечно, о чем еще? О том, что оно не может иметь оправданий. Ведь когда ты смотришь фильм, где злодей наказан и его мозги растекаются по стенке, а добро вроде как торжествует, ты радуешься и говоришь «так тебе и надо». А Михаэль пытается показать, что насилие это всегда насилие, независимо от обстоятельств и целей. Но он, по-моему, не доводит эту идею до абсурда, скорее пытается показать безысходность и бесплодность насилия. Зритель должен знать, чему он аплодирует. Я согласна с этой идеей, хотя, может быть, то, как Михаэль пытается донести ее до публики — это чересчур жестко.
Трудно с ним было работать?
А с кем легко? С Ханеке работа усложнялась еще и языковым барьером, который он, кстати, сам же и создавал. Его английский безупречен — но он считал, что мы его не поймем, поэтому на площадке была чудовищная катавасия с переводчиками, которые просто не поспевали за Михаэлем.
Я веду дневник. Эти записи помогают сосредоточиться и подготовиться к следующему дублю. Ждать на площадке обычно приходится долго, поэтому все мои записи мои длинные и подробные. Иной раз даже режиссеры просят их посмотреть, чтобы вспомнить, что происходило во время съемки какого-нибудь эпизода.
Говорят, перед дублем вы напеваете какую-то ритуальную мелодию?
А, это было давно… сейчас уже нет.
А вообще ритуалы у вас есть? Отмечаете, например, конец работы над картиной?
Нет, я не делаю ничего особенного, никаких сумасшедших покупок бриллиантов. И я не сжигаю в лесу одежду моих персонажей (смеется), я предпочитаю хранить ее в целости и сохранности. Например, после «Малхолланд Драйв» мне позволили сохранить весь гардероб Бетти. Эти вещи очень пригодились через год, когда пришлось переснимать несколько сцен. От «Кинг Конга» мне достались трость и балетные туфельки. А после «Забавных игр» я разжилась двумя диванами — ну теми, на которых нас с Тимом мучают (смеется) и платьем — оно же и сшито было специально на меня…
(Отойдя на шаг.) А почему в вашем творчестве так много ремейков?
Ой, да ладно, не так уж много ремейков я сделала, чтобы как-то об этом переживать… Кроме того, я — актриса и сделать новый вариант известной роли — это своего рода вызов зрительскому мнению.
(Отойдя еще на два шага.) А правда, что вы официально вышли замуж за Лео Шрейдера в Австралии?
А вам от этой новости станет легче жить? Или обидно, что вас не позвали на банкет?