Интервью: Сергей Женовач
«Студия театрального искусства» обосновалась в здании, где некогда фабрикант Алексеев, известный ныне как Станиславский, помогал рабочим семейной фабрики самовыражаться.
Символично, что «Студия театрального искусства» находится на улице Станиславского. С чем связано название этой улицы?
Раньше все улицы в этом районе Старой Таганки назывались Алексеевскими: здесь была фабрика Алексеевых по производству золотых и серебряных нитей, а на параллельной от театра улице стоит дом, где родился Станиславский. В здании фабрики Алексеевых сейчас создан культурный и бизнес-центр «Фабрика Станиславского». Анаше здание было фабричным театром, который назывался «Общество трезвости» (в то время творческие объединения часто называли «обществами»).
Почему на афише, посвященной открытию «Студии театрального искусства», написано «открытие дома»?
Мне кажется, что художник Александр Боровский вместе с архитектором Сергеем Куцеваловым создали театр-дом, куда хочется приходить и актерам, и зрителям. У Боровского удивительное чувство пространства и композиции. Он сочинил идеальное пространство для ребят, с которыми мы работаем. Удалось найти точную планировку, удобную для зрителей и для актеров, и угадать с акустикой.
Читайте также:
Интервью: Рон Перлман
Интервью: Эндрю Стэнтон
Интервью: Александр Архангельский
Интервью: Джеймс Дин Бредфилд
Значит, «Студия театрального искусства» — это театр художника?
Конечно. Точно так же в свое время Давид Львович Боровский создал стиль Театра на Таганке, а Олег Аронович Шейнцис — стиль «Ленкома». Художники создают театральное пространство, а режиссеры иактеры обживают его.
Для вас принципиально то, что интерьеры театра напоминают старое здание МХТ?
Иначе нельзя: фабрика Алексеевых была построена в начале ХХвека — чуть позже, чем Художественный театр. Мы сохранили фрагменты старой кирпичной кладки, старинные деревянные полы и открытую медную проводку. И разыскали старую-старую мебель. Александру Боровскому удалось создать особую атмосферу: в ней ужасно хочется что-то сочинять, придумывать, пробовать. Здесь все продумано до мелочей. Пройдя двор, где растут березки, зрители попадают в кассовый зал с полом из настоящей чугунной плитки. В фойе стоит просторный стол, где все зрители, как рабочие фабричной артели, сидят за одним столом, жуют яблоки, бутерброды и пьют чай. В фойе немало уютных уголков, где можно посидеть вдвоем. В книжном шкафу можно взять и полистать книжку автора, по которой поставлен спектакль.
Но ведь настоящая старинная мебель очень дорого стоит…
Мы находили ее на гастролях, привозили в Москву и реставрировали. А образец для зрительского кресла был найден Александром Боровским на свалке во время ремонта бывшего филиала МХТ на улице Москвина.
Читайте также:
Интервью: Рон Перлман
Интервью: Эндрю Стэнтон
Интервью: Александр Архангельский
Интервью: Джеймс Дин Бредфилд
Почему нижнее фойе выкрашено в белый цвет, верхнее — в серый, а зрительный зал — в черный?
Нижнее фойе белое, чтобы в нем было больше воздуха и возникало настроение ожидания чего-то необычного. Серый цвет в верхнем фойе помогает настроиться на спектакль. А зал и коробка сцены нейтрального черного цвета, чтобы зрители не отвлекаясь смотрели только на сцену.
Как выглядит ваш рабочий кабинет?
Уменя не кабинет, а комната, где мы проводим совещания и репетируем. Если мне нужно сосредоточиться и уединиться, в уголке стоит письменный стол. Мы занимаемся здесь со студентами моей мастерской в РАТИ. Надеюсь, что они вольются в первый призыв «Студии театрального искусства». В театре есть Малая сцена, где будут идти исследовательские, поисковые театральные работы.
Что изменилось в «Студии театрального искусства» с тех пор, как у нее появился свой дом?
Мы долго вели кочевую жизнь, тратя массу времени на то, чтобы поддерживать репертуар. И пока не осознали, что сейчас все изменится: первый спектакль в этом здании мы сыграли всего несколько месяцев назад. Осваиваем новый дом, хотя до конца не поверили, что все это серьезно и надолго. Ясно одно: нам здесь легко и свободно дышится.
Еще интервью:
Интервью: Рон Перлман
Интервью: Эндрю Стэнтон
Интервью: Александр Архангельский
Интервью: Джеймс Дин Бредфилд