Мамма Mia!

Юная Софи (Аманда Сайфред) собирается замуж и по такому случаю решает выяснить, кто ее отец, — должен же кто-то повести девушку к алтарю.

Мама будущей невесты (Стрип) в молодые годы не отличалась целомудренностью (оно и неудивительно — пела в диско-группе), а теперь держит ветхий отель на греческом островке и знать не знает, кто из троих ее давних ухажеров задолжал ей алименты на ребенка. Так что эти трое (Пирс Броснан, Колин Ферт, Селлан Скарсгард) прибывают на свадьбу, где и разрешаются вопросы отцовства, замужества, а также по последней музыкальной моде происходит диско-реюнион. Большую часть времени все поют хиты группы ABBA.

По правде, смотреть «Мамму мию!» так, как задумывали люди, ее снимавшие, — то есть с прихлопом, притопом и улыбкой на устах (кто-то в кинозале наверняка еще и будет подпевать, готовьтесь!) — довольно скучно. Куда веселей это делать, если глядеть на героев как на вдруг сплясавших гопака живых мертвецов. Основания для того, поверьте, имеются. В резкой, истеричной пластике Стрип и ее поживших свое товарок есть что-то впечатляюще неживое — так и видишь, как кто-то втыкает иголки в кукол вуду, заставляя их крутиться, как на сковородке, вихлять бедрами и натужно улыбаться. Ну да, чистый «Триллер». Или вот на заботливый вопрос подруги — а как у тебя с сексом, милочка? — героиня Стрип отвечает игривым жужжанием электродрели. Ну разве живой человек, а не персонаж Шинья Цукамото, такое выдержит? Песни шведских поп-менестрелей из 70-х тоже никак иначе как «бессмертными» и не назовешь. Да и, словно в фильме Вэла Лютона «Остров мертвых», прежним с проклятого куска греческой суши не уйдет никто.