Никита Гриншпун
— Чем привлек вас жанр оперетты?
— Современный театр требует синтеза — все настолько перемешалось, что не слышать этого странно. И вот музыкальный спектакль как раз отвечает всем «требованиям» — здесь и драматическая игра, и музыкальные номера, и танцы — это «варево» настолько театрально, что не может не привлекать. На жанр — плевать. Какая оперетта? Оперетта давно умерла, и ее никогда больше не будет. Привлекает театральность, а не жанр. Привлекают возможности. Кроме того, есть еще некая семейная традиция. Ведь я, по сути, родился в оперетте: мой дед работал в музыкальном театре, отец работал в музыкальном театре — было бы странно, если бы я никогда не захотел попробовать это сделать.
— Почему именно Дунаевский, а не мюзикл какой-нибудь? Сюжет не устарел?
— Но ведь ничего не поменялось — проблемы те же. Люди точно так же хотят хорошо жить, хотят любить. Иногда даже пытаются это совместить. А делать мюзикл в России я считаю глупостью. Многие со мной не согласятся, но нам это не нужно. Как не нужно нашим артистам играть комедию дель арте. Для того чтобы ее играть, нужно вырасти там, пить то вино, жить под тем солнцем и видеть то небо. Нам же надо делать то, в чем сильны мы, — брать психологической актерской игрой.
— Дунаевскому, когда он писал «Женихов», было 27 лет. Практически ровесник вашей компании…
— Мне кажется, это самая хулиганская советская оперетта. Они были молоды, шутили и не знали, что будет через десять лет. А через десять лет, наверное, половины из них уже не стало. И именно потому, что они не знали, и получилось так смешно, свободно и весело. Когда я брал этот материал, тоже намеревался похулиганить. Театрально. Ведь если ты решил ставить музыкальный спектакль без профессиональных музыкантов — это уже хулиганство, граничащее с хамством.
— Но ведь «кудряши» — все отчасти музыканты?
— Юлия Пересильд, Павел Акимкин, Артем Тульчинский — в этих людях сошлось все. Они фантастически музыкальны, талантливые артисты, одаренные от Бога, невероятно пластичны, и, кажется, наше понимание театра очень близко. Кроме того, в них есть ощущение легкости, которое дорогого стоит. Если бы не они, я вообще вряд ли решился это поставить. И получается наша работа какой-то домашней, семейной — как коммунальная кухня.
— Попробуете определить, каким будет ваш спектакль на «вкус»?
— Он должен быть как шампанское. Правда, пока что это… пиво. Пенное, но пиво.
— Скажите, а «свой» театр вы каким видите?
— Мой театр… Я даже боюсь об этом вслух говорить. Чтобы не сглазить. А еще бывает, скажешь — и сбывается. И оказывается, что это не то, что надо было другое сказать. Поэтому, если позволите, я помолчу.