Впусти меня

По унылому пригороду Стокгольма 80-х тихо, словно наложив в штаны, бродит 12-летний блондин Оскар с большими умными глазами. Вечная жертва хохочущих над его замкнутостью одноклассников, развода родителей, одиночества, в конце концов, он гневно тычет ножичком в дерево, мечтая отомстить жестокому миру. Но будь осторожен в том, чего просишь: после очередного удара по сосенке откуда-то из-за левого плеча появляется мрачная девочка Эли и предлагает дружить. Во время этой трогательной сцены в окрестном лесу подвешивает за ноги какого-то подростка сорокалетний дядя, с которым Эли только что въехала в квартиру по соседству с Оскаром. Текущая из перерезанной шеи кровь буднично собирается в полиэтиленовую канистру.

С замогильным цветом кожи Эли, ее нелюбовью к дневному свету и неспособностью зайти в помещение, пока ее туда не пригласят (см. название) все проясняется довольно быстро. «Мне двенадцать. Но двенадцать мне уже давно» — и в детских глазах на секунду мелькает бездна. «Будешь моей подружкой?» — не моргая, отвечает Оскар. Она научит его давать сдачу и порвет в клочья школьных обидчиков. Обычная чистая любовь, буквально «на разрыв аорты».

Обмороженный мир «Впусти меня» пугает не вампирами, а той же обреченностью скандинавского быта, из которой питается Рой Андерссон или Аки Каурисмяки. Жуть клубится в каждом углу: в выхолощенном «скандинавском дизайне» квартир, где живут, а надо бы вешаться, в тихом, но яростном домашнем алкоголизме, дежурной фразе мамы «Будешь смотреть шоу?», в вечных сугробах и Брежневе на телеэкране. Страшно.