Егор Перегудов: «Мольер страдал от театра»
— Это уже второй ваш спектакль в РАМТе. Что изменилось после удачного дебюта?
— Наверное, та романтическая студенческая влюбленность в артистов, в труппу РАМТа, которая была при работе над первым спектаклем, переросла теперь в какое-то настоящее, крепкое чувство. А тот факт, что теперь это Мольер, комедия, игровая стихия и чистый актерский театр, артистов, конечно, не может оставить равнодушными. Так что у нас был замечательный репетиционный период, прекрасные отношения. Почти все молодые, с кем-то из артистов мы параллельно учились в ГИТИСе, так что сочиняем спектакль мы все вместе. Да и Мольер к этому обязывает.
— Ваш Мольер будет далек от классических постановок?
— Мы стараемся уйти в игровую стихию, отказаться от стилизации. Конечно, какие-то приметы времени мы оставляем — те же парики, но и они скорее будут реквизитом игры, а не деталью костюма. Понимаете, юмор Мольера сегодня считывается очень быстро. Сцена только началась, а я уже вижу, чем она закончится. Понимаю, что 400 лет назад это было смешно, но сейчас — скучно. Такой «пыльный дядя Мольер».
— И как же быть с «пыльным» Жан-Батистом?
— Вот через игровой театр, через то, как мы его понимаем сегодня, мы и пытаемся пробиться к настоящему Мольеру. В поисках формы очень помогает хореограф Олег Глушков. У него очень интересное мышление, и порой на репетициях он у нас работает в качестве человека-камертона: если он начинает зевать, значит — стоп, надо что-то менять; а если хоть чуть-чуть улыбается, значит — победа!
— Зачем «отряхивать пыль», выбирать работу на преодоление?
— Это не на преодоление работа, а на раскрытие сути. Работая с Мольером или — в перспективе — с другими классическими драматургами, хочется сделать так, чтобы они стали понятны и интересны сегодня. Помех на этом пути множество, но задача это очень интересная. Тот же Мольер — стоит только начать копать — потрясающая личность. Человек, который все понимал о театре, о его плюсах и минусах. Который и страдал от театра, и по голове от него получал… А еще в нем была театральная наглость, позволяющая брать все, что находишь, и играть с этим как угодно. И вот в этом мы стараемся идти за Мольером. Он обращался к балету. Так почему бы нам не позволить себе поставить балет? Он взял пьесу Плавта и сделал из нее «Скупого». Значит, мы тоже можем взять Плавта и поиграть с ним. Но все это лишь для того, чтобы что-то понять про самого Мольера. А через него понять театр.
— И театр дал карт-бланш на такой эксперимент?
— Да, и я очень благодарен Алексею Владимировичу Бородину за доверие и смелость. Он очень поддерживает меня, делает точные и тактичные замечания. И я бесконечно восхищаюсь артистами РАМТа, их открытостью и готовностью к самому отчаянному эксперименту.
Фото Михаила Гутермана