Людмила Улицкая: «Сегодня церковь опять в подполье»

— Вы пишете о семье, снах, лжи, друзьях и близких и, среди прочего, о религии, какой она была в 60-е годы. Как бы вы определили место православия в современной России?

— Там, где висел «КПСС», теперь висит «христосвоскрес» — лучше не скажешь. Церковь превратилась в идеологическую организацию, в недрах которой, если долго искать, можно обнаружить следы учения Христа. Дух Его церковными чиновниками с большим старанием изгоняется из практики церковной жизни. Из мировой религии православие превращается в агрессивную партию, пронизанную чувством превосходства по отношению к неверующим и людям иных вероисповеданий. И стоит православие сегодня на тихих и незаметных людях, молчаливых святых, которых всегда очень мало, и именно они и есть христиане. Сегодня церковь опять в подполье, в подполье самой себя. А та ее часть, которая так славно ласкается с властью, достойна сожаления.

— Философ Валерий Подорога недавно высказал предположение, что сейчас место, которое в советские времена занимала интеллигенция, активно пытается занять церковь — идеологически заполнить пространство. Вы согласны?

— Интеллигенция никогда не была единообразной, в ее среде происходили поиск, рождение и освоение новых идей, в том числе и ошибочных. Церковь консервативна, стойко держится на изжившей себя идее. И грозит это тем, что мы как культурное строение откатимся по мышлению к уровню исламского фундаментализма.

— Можно ли между теперешним «креативным классом» и советской интеллигенцией поставить знак равенства?

— Не думаю. В свое время Солженицын создал замечательный термин — «образованщина». Это группа людей, получивших хорошее профессиональное образование, но не подключенных к нравственным ценностям. Они и являются «креативным классом» сегодня. Они разрабатывают новые технологии, их руками и мозгами осуществляется технический прогресс. Советская интеллигенция, вполне ушедшая, была погуманней, как мне кажется, и сохраняла еще связь со своими предшественниками, идеалистами XIX века. Нынешние, как мне представляется, более прагматичны и не отвлекаются на умозрительные предметы.

— Как вы относитесь к протестным действиям, которые сейчас имеют место?

— Отношусь хорошо. Мне представляется, что это протестное движение — последний шанс для создания гражданского общества в России. У нас в стране существует огромная пропасть между народом и его руководителями, и это давняя традиция. С одной стороны, многовековая привычка к рабству, с другой — святая уверенность власти в том, что она есть вечная и несменяемая. Всякие перемены воспринимаются действующей властью как покушение, бунт, подрыв основ. А в нормальном мире власть меняется, меняются президенты и состав правительства, советники и эксперты, и это всеми признано. Это дает некоторые гарантии, что ошибки одной власти могут быть исправлены следующей. Но нам до этого далеко. И без создания гражданского общества здесь не обойтись.

— Ваша книга «Священный мусор» — по вашему собственному определению, «последняя книга автора». Как, по вашему мнению, должно выглядеть писательское завещание? Следует ли полагаться на близких или самостоятельно уничтожить все, что не подлежит публикации?

— В огонь! В огонь! Я как раз этим сейчас и занимаюсь — просматриваю записные книжки с 1973 года с намерением уничтожить большую часть записок. Не так давно издали письма Марины Цветаевой, которые сама она не публиковала, и ничего худшего для ее памяти сделать было невозможно.