«Мы конечно же будем шутить»

— Что манит в превращениях?

— Ну, наверное — волшебство. Чудеса. В нашем мире очень мало чудес, а хочется, чтобы они были. В «Сне в летнюю ночь» чудеса внутричеловеческие. Это не детские сказки, а серьезнейшее исследование целых пластов человеческой жизни и человеческой личности, вселенной.

— Вы будете шутить или молиться?

— Мы конечно же будем шутить. Мы вообще не молимся в театре. Я воспринимаю театр как игру и считаю, что он должен быть общедоступным. Он не должен быть сектой, я не очень люблю эту концепцию — театр-секта. У нас спектакль для людей.

— Пространство подсказало идею спектакля-путешествия?

— Конечно, многое зависит от пространства. И в принципе затея путешествия как интерактивного приема мне очень нравится. В пространство сна, в пространство его потаенных, подсознательных внутренних закоулков, где водятся и черти, и ангелы. Страшнее и страннее леса, чем внутренний мир человека, не найти. Зрители следуют за героями, и театр вроде бы иллюзорен, но, с другой стороны, он рядом и его можно потрогать.

— Что эта работа должна дать вашим молодым артистам?

— Я думаю, исследование себя. Они так раздеты в этом спектакле (иногда в буквальном смысле), они так близко к зрителю, что это требует от них и профессионализма, и честности. Этот материал очень некомфортен, а значит — максимально полезен для артиста. Там есть элементы и игрового театра, и перформанса, и «стендапа», и эстрадные приемы, и куски, сделанные абсолютно импровизационно, когда мы просто договариваемся, куда будет идти действие, но не знаем, как оно реально будет происходить.

— А вам что дает этот «Сон»?

— Когда берешься за Шекспира, нет ничего готового. Ты пускаешься в плавание, которое непонятно чем закончится. Здесь нет никаких моих схем, при этом решалось огромное количество технических задач. Зрители должны подглядывать за героями, должна быть некая физическая преграда между ними. Нужно было сделать так, чтобы зритель в театре не злился и не нервничал, что ему ничего не видно, но при этом показать ему не все целиком, а только фрагменты. И из этих фрагментов зритель сам составляет некую картину. И у каждого она будет своя.

— Сон, который увидят зрители, будет кошмаром или sweet dream?

— Иногда будет sweet dream, а иногда — кошмар. Там четыре истории, я не переплетал их, а сделал линейно. И каждая история имеет свое жанровое решение. История ремесленников — комедийная, в чем-то даже комедия положений, импровизационная. История правителей — это такой психоаналитический сеанс, психоделический, и в чем-то, конечно, это сон-кошмар. История богов — это фантастическое высказывание. А история людей — это очень большая комедия. Практически комикс. Зрители, как дети, должны визжать от восторга-ужаса.