«Жить в Москве было интересно»

— Книга мне очень понравилась. И я понял, что проблемы, которые мы сейчас испытываем, не сегодня появились.

— Психология москвича за минувшие 100 лет изменилась не слишком сильно. В принципе это время, когда наши дедушки и бабушки (мой дедушка 1900 года рождения) были совсем детьми. Поэтому в своей очередной книге мы решили покопаться в той эпохе, которую, как нам кажется, можно было потрогать практически руками.

— Бардак тогда был полный…

— Изрядный, скажем так. Время было интересное. Основной приток жителей в город шел из деревень. Многие исследователи по сей день идеализируют деревню с ее сусальной патриархальностью. Я был в их числе, пока мне в руки не попали воспоминания дочери известного русского путешественника Тян-Шанского, повествующие о быте русской деревни. Мягко скажем: соблюдение норм привычной для нас морали не всегда практиковалось в русской глубинке.

— И эта публика стала переезжать в город…

— Да, но она стала перемалываться, превращаясь в горожан.

— Удивительная вещь. Мы живем в мегаполисе и видим, что люди здесь не ассимилируются. В Нью-Йорк ты приезжаешь и через какое-то время становишься ньюйоркцем.

— Ньюйоркец — это своего рода народность.

— Но, читая вашу книжку, я понимаю, что так было не всегда. Москвичом тоже можно было стать не с рождения.

— Давайте вспомним нашу юность, школу, где учились дети разных национальностей, у нас были чеченцы, осетины, украинско-белорусско-еврейский замес — они все жили по правилам этого города. У каждого были свои особенности, но мы все были москвичи.

— Если только немножко антисемитизма было.

— В нашей физматшколе этого не было. А сейчас другая проблема. Количество приезжих превысило критическую массу, и Москва, в моем понимании, сама перемалывается ими. Мы потеряли Москву нашего детства.

— Похоже на то.

— Абсолютно. Я не стесняюсь об этом говорить. Сюда приезжают не для того, чтобы поднять свой культурный уровень, а чтобы заработать. И что получается в итоге? Кошмар.

— Ну почему же кошмар? В самое страшное советское время в Ленинград приезжали деревенские, чтобы не умереть с голоду. Они селились в домах аристократов, вытесняя их, но, несмотря на это, деревенские люди сами становятся петербуржцами…

— Отличие от нынешней ситуации в том, что «переселенцы» 1920–1930-х хотели учиться. Голубая мечта деревенского жителя: «Дети должны учиться в институте, получить образование и уйти от тяжелого труда». А что у нас? В последнее десятилетие мы получили нового «москвича», который имеет большие трудности с адаптацией к жизни в современном мегаполисе. Москва становится другой.

— Видно, что вам это не нравится.

— Мне? Мне это совершенно не нравится.

— Тема неоднозначная, согласен с вами. Но вернемся к вашей книге. Если изучать статистику конца XIX века по алкоголю и по преступлениям, получается, что Москва была городом чистым и невинным.

— Если сравнивать с нынешним, то это так. Были определенные правила, и люди понимали, что, если не хочешь неприятностей, не надо шастать по районам кабаков и борделей. А сейчас, как мне кажется, зона опасности расширилась.

— Знаете, а мне в центре Москвы комфортно. Я вижу гораздо больше проблем от нынешних властей и от неправильного управления городом на местах. В принципе я чувствую себя в районе Садового кольца безопасно.

— Москвичи столетней давности тоже себя чувствовали безопасно. Иначе чем объяснить, что напротив дома градоначальника в районе Тверского бульвара работало несколько кафешек, где обитали путаны. Больше всего они любили мяукать, когда градоначальники выходили на улицу. Эти — мяукали, а градоначальники — мило улыбались. И никаких акций возмездия и устрашения не было.

— Город — средоточие греха и благочестия. Вы писали про одного полицмейстера, который был необычайно порядочен, а писатель Амфитеатров про него сказал: да он был морфинист и развратник! Это здорово, что такие живые странные люди управляли городами.

— И не менее интересные люди в таком городе жили. К примеру, вы знаете, кто такой золотарь? Тот, кто вывозит нечистоты. В те годы утром из Москвы вывозились сотни бочек с нечистотами. Мне друзья-антиквары подарили расчетную книжку золотаря, который специализировался на очистке монастырей. В ней учетные листочки, на которых указано, сколько вывезено в этом месяце, сколько в том, сколько сейчас. И корявой рукой золотаря пометка: «Стали сытно жить!».

— И все же: что нужно сделать в нашем городе, чтобы вернуться к нормальной, цивилизованной, «сытной» жизни?

— Как мне кажется, все начинается с семьи, с квартиры, с дома. Когда люди начнут воспринимать свою квартиру, свой кусочек улицы как действительно свой, тогда все может измениться. В Москве столетней давности власти обязывали владельцев домов следить за прилегающими участками земли, за красотой фасадов, за их покраской. И если там было что-то некрасиво и некачественно, московская Дума могла оштрафовать домовладельца. Люди привыкали к ответственности и понимали: это моя земля, и я не буду здесь гадить. Возвращаемся к некоторой части наших новых земляков: у них нет этой связи с землей, потому что их дом далеко, у них нет этого чувства родства.

— У меня есть соседи из Армении. Они чистят и украшают наш подъезд. И они воспринимают свою съемную квартиру как свой дом. Я думаю все-таки — дело не столько в приезжих, сколько в том, как город относится к людям, которые в нем проживают. И, судя по вашим книгам, он должен относиться лучше и гуманней к своим горожанам. Тогда ответная реакция будет более щедрой.

— Совершенно с вами согласен.