Город воров
В жесточайшем бостонском квартале Чарльзтаун, как просвещает вступительный титр, «число грабителей на душу населения выше, чем где бы то ни было на планете». Выросший здесь Даг Макрэй (Бен Аффлек) в юности играл в хоккей и даже подавал определенные надежды, но упустил из-за буйного нрава и дурной компании все шансы сделать спортивную карьеру. В итоге к тридцати Даг вывернул на ту же кривую, что привела его отца к пожизненному сроку за вооруженное ограбление. Теперь он напяливает на лицо эффектную маску (то Джиперса Криперса, то прокаженной монашки) и в компании отмороженного татуированного друга детства (Джереми Реннер) вместе с еще парой охламонов технично обчищает банки и инкассаторские фургончики. По пятам банды идет въедливый
агент ФБР (Джон Хэмм), но Макрэй уже решил завязать и сбежать во Флориду с новой знакомой – во время последнего налета он влюбился в операционистку (Ребекка Холл), по случайности тоже живущую в Чарльзтауне. Легко выйти из дела у бывшего спортсмена, впрочем, не выйдет.
«Город воров» легко встает в один ряд с режиссерским дебютом Аффлека «Прощай, детка, прощай»: те же бедные окраины Бостона, выпестованная поколениями несчастной жизни мелкая преступная сошка с ирландскими корнями и соответствующим акцентом, лишенный выкрутасов и почти драйзеровский – по сухой четкости киноязыка и склонности к дидактике – режиссерский слог. И, как и в «Прощай, детка, прощай», колоритный криминалитет родного для Аффлека Бостона, бледнолицые мордовороты в олимпийках с тремя полосками, разыгрывая вроде бы коллизии классического жанрового кино с погонями, перестрелками, подставами и мокрухой, оказываются фигурантами истории, имеющей в виду нечто большее. И если первый час «Город воров» держится как раз на экшене (который Аффлек снимает в по-хорошему старорежимном, без тряски ручной камеры и расфокуса, стиле) и фактуре треников и оскалов, ожесточающих мелодраматический сюжет, то затем Аффлек сгущает морок вокруг героя. Из пролетов камеры над неблагополучным районом, суровых лиц на втором плане и ударов судьбы на первом, вдруг вырисовывается панорама места не столько топографического, сколько метафизического – среды обитания, способной как сломать характер, так его и выковать, но ни в коем случае не готовой давать своим резидентам право на собственный выбор, неминуемо ведущий к бегству. И пускай у Аффлека это получилось скорее нечаянно – его мелодраматизм порой приобретает характер шансонного, да и трудные вопросы морального характера он проговаривает, пожалуй, слишком прямолинейно – когда человек говорит так убедительно, хочешь не хочешь, а будешь слушать.