Интервью: Иван Вырыпаев
Иван, с чего вдруг стихи Абая Кунанбаева, да еще и в оригинале?
Идея сделать спектакль по поэзии Абая поступила от Олега Архипкина, молодого физика из Алматы, закончившего в этом году Московский университет, — не по годам мудрого человека, обладающего чувственной природой ума и сердца. Благодаря ему за эти два года работы над спектаклем я узнал поэзию Руми, Газали и других суфийских авторов, познакомился с культурой суфиев и узнал о том, что знать и быть — это разные вещи. А Абай — это же казахский Мандельштам, в свое время он был акмеистом. Переводы Абая не имеют никакого отношения к его поэзии, не нужно их даже издавать. В переводе это какие-то дурацкие притчи, переделанное на восточный манер «жизнь прожить — не поле перейти». Вообще он — странное явление для Казахстана. Там, в степи, среди юрт и пастухов не было никаких условий для рождения просветителей. И Абай был как изгой, он провозглашал такие вещи, которые противоречили всем принципам его народа. Я хотел бы снять фильм про Абая.
Актеров, с которыми вы сняли «Кислород» — Каролину Грушку, Алексея Филимонова, — тоже Абай увлек?
С Каролиной Грушкой и с Алексеем Филимоновым мы отработали сложнейшую картину. Но кино — это все-таки не полноценное актерское искусство, и те профессиональные и духовные вещи, которые нам удалось нащупать в процессе совместной работы, мы не сумели применить в одном фильме. Обидно было не продолжить поиски и совместную учебу дальше. К нам присоединились еще актеры, получилась маленькая труппа.
Бедная Грушка! Только освоила русский — пришлось играть на казахском!
У нее скоро взорвется голова, поскольку ей все время приходится играть на разных языках. Она полька, играла на чешском, на сербском, на французском. Кстати, в нашем спектакле будет и русская речь. Каролина Грушка и Оля Смирнова будут произносить слова, для которых во рту должны сомкнуться какие-то такие гласные, что ты должен стать другим человеком. Спектакль ведь не про Абая Кунанбаева и совсем не про казахов. Это наша попытка проанализировать, как сходятся не соединяемые, на первый взгляд, миры.
Из-за глобального непонимания мы все говорим на «казахском» языке друг с другом. И я думаю, что русским свойственен настолько сильный шовинизм, что мы даже не готовы признать его наличие. Мои друзья, интеллигентнейшие люди, все как один говорили мне: «Казахи!? Ты с ума сошел!?» Притом они не нацисты и не шовинисты, но и у них есть вот такое «уменьшительное» отношение. А русские, мол, — это такая великая, имперская нация, которая все возглавляет. Такая ужасная мысль делает для меня совершенно невозможным проживание в этой стране.
В спектакле есть какая-нибудь история? Например, «встретились двое, он и она…»
Как во всех моих спектаклях, история всегда такая: «встретились двое — актеры и зрители». Для меня нет другого сюжета. Я не верю в сюжеты. Я не понимаю, когда люди делают на сцене что-то такое, как будто бы меня — зрителя — в зале нет. Если в зале есть люди, не замечать их как-то странно. Или нужно как-то так организовать спектакль, как будто мы знаем, что вы здесь, но по взаимной договоренности делаем вид, что не знаем. А не делать вид на полном серьезе.