Номерок
Есть у меня дома одна секретная коробочка. Я в нее складываю гардеробные номерки. Те, которые в беспамятстве приношу с собой домой вместо верхней одежды, забытой в каком-нибудь увеселительном заведении. А секретная она потому, что я никогда не помню, из какого заведения какой номерок.
Так вот, рылась я недавно в этой коробочке и неожиданно обнаружила на обороте одного из номерков название ресторана. Владельцы просят не называть его настоящее имя, поэтому, допустим, это был клуб-ресторан Zin. Раньше я эту надпись как-то не замечала, а сейчас она мне просто в глаза бросилась. Вспомнился одинокий и несчастный, с надрывом День святого Валентина в позапозапрошлом году, двое друзей-геев, которые пытались замазать каким-то киношным гримом огромную лихорадку у меня на губе. Потом — Тверская и я в длинном, в пол, красном платье рыдаю прямо на улице (с бутылкой шампанского в руках), а передо мной на коленях с букетом цветов стоит стилист Алеша Сычев, и ему холодно, потому что февраль все-таки. А потом и я уже еле хожу от расстройства и выпитого — вот эта гламурная вечеринка в ресторане Zin. И после этого, совершенно точно, на следующий день я недосчиталась куртки. Ага!
Я ринулась в Zin, прихватив с собой номерок как доказательтво моих прав на курточку. Блин, она мне дорога как память, я ее когда-то давно в Милане купила и, что замечательно, чуть не сдохла от какого-то чудовищного приступа гриппа, от которого пол-Европы в тот год свалилось. В общем, рискуя жизнью, добывала я себе эту курточку. И вот я решительно открываю неприступные стеклянные двери ресторана Zin. И что вы думаете? Первый, кто меня видит, — гардеробщик, который светлеет лицом, протягивает ко мне руки, как к родной, и радостно вскрикивает: «Ну наконец-то! А мы вас все ждем, ждем… Вы же у нас тогда курточку забыли!» Я так и присела на пуфик. Думаю: «Все в жизни бывает, меня с кем-то перепутали», — и номерок протягиваю, а гардеробщик уже с моей курткой в руках. «Вот она! Да что вы, номерок не надо, я вас и так помню! А знаете, оставьте его себе на память! Берите, берите! Мы тут над вами все чуть со смеху не лопнули, спасибо!»
Я стала судорожно вспоминать, кто еще был на том празднике. Позвонила Лене Куропаткину: он несколько лет назад под машину попал, с тех пор больше не пьет и поэтому все помнит. Мы с друзьями к нему часто обращаемся за советом, типа, где кто машину бросил, кто с кем куда поехал и так далее.
И Куропаткин мне рассказывает: «Ты, Соничева, в тот день сама не своя была. Плохо тебе было. Много выпила, приставала к чужим мужчинам и женщинам, скандалила. Потом на всех обиделась и ушла. А когда мы все стали в “Джусто” собираться, вдруг оказалось, что никто не может выйти из ресторана. Охрана кричит: “Все нормально, оставайтесь на своих местах, дверь заблокирована!” И точно — раздвижные стеклянные двери обо что-то бьются все время, но из-за толпы не видно. Оказалось, что это ты, Соничева, лежишь там в проходе лицом вниз и спишь. И об тебя двери шарашат. Но ты не переживай, твое длинное платье задралось и накрыло твое лицо, так что тебя никто не узнал. Только самые близкие».