«Если «Тихоокеанский рубеж» кажется наивным, я только рад»
— Вы говорили, что «Тихоокеанский рубеж» спас вам жизнь. Что вы имели в виду?
— До того, как мы запустились с «Тихоокеанским рубежом», у меня был не самый удачный период. Три с половиной года ушли на проекты, которые так и не добрались до съемочной площадки. Студия закрыла «Хребты безумия» по Лавкрафту. Я заболел и был вынужден отказаться от режиссуры «Хоббита». Пришлось тяжело. «Рубеж» случился как нельзя вовремя.
— Чем вас так зацепила сценарная заявка Трэвиса Бичема?
— Я влюбился в нее, как только прочитал, — хотел только продюсировать фильм, но чем дольше мы с Трэвисом работали над сценарием, и чем шире получался придуманный нами мир, тем отчетливее понимал, что у нас выходит кино, дорогое мне лично, и доверить его кому-то еще будет преступлением. Знаете, я родился в 1964-м — и рос ровно на таком кино: на фантастике и фильмах ужасов со всего света. В детстве я был фанатом японской культуры: «Годзиллы», аниме — всего, что попадало к нам в Мексику, — и в этой истории войны инопланетных монстров с роботами было что-то, что заставило меня снова почувствовать себя тем ребенком, что ехал в соседний город смотреть какой-то японский фильм о гигантских чудовищах.
— Что было самым сложным в работе над «Рубежом»?
— По масштабу и размаху съемок «Рубеж» — это по-настоящему гигантский проект. Приходилось держать в голове сотни мелочей, постоянно решать какие-то технические проблемы. Но самым трудным было не забывать, что посреди этой машинерии главное — самые маленькие в этой истории существа, люди. Сложно было даже технически постоянно поддерживать этот баланс масштаба — между огромными монстрами и роботами и крошечными на их фоне людьми. Поэтому я и не стал снимать 3D-камерами: это выглядело бы гротескно, карикатурно.
— В фильме есть та наивность, готовность поверить в абсолютно нереалистичный сюжет и разыграть его, которой было с лихвой в старых фильмах категории «Б», но о которой совсем забывают современные блокбастеры, из категории «Б», в сущности, выросшие.
— Да, мне тоже не хватает в новых крупнобюджетных фильмах некоторой авторской смелости, что ли, — желания шагнуть на еще не заезженные территории. Если «Тихоокеанский рубеж» кажется наивным, даже детским, я только рад — мне он помог снова почувствовать себя юным, двенадцатилетним подростком в теле 48-летнего мужчины. Весь съемочный процесс был радостью, настоящим счастьем — и я думаю, это передалось фильму.
— Эта наивность напомнила мне и советскую фантастику — у вас, к тому же, вновь, как в «Хеллбое» и «Блэйде 2», есть сильная русская линия.
— Я большой фанат советской фантастики. В детстве я дважды ходил в кинотеатр на «Человека-амфибию», да и потом старался смотреть все, что попадалось, — и Тарковского, и «Аэлиту», и какие-то детские фильмы. Русская культура всегда завораживала меня, особенно традиция сказок. Вот где буйство воображения разыгрывается! Наш фильм в сравнении с историями про Бабу-Ягу — строго реалистическое кино.