«Я горд за своих артистов и их работу»
— Вы уже ставили балет на сюжет «Братьев Карамазовых» в 1995 году. Теперь вы существенно изменили свой знаменитый спектакль. Почему? Что вам в нем перестало нравиться?
— «Нравиться» — немного поверхностное в данном случае слово. Причины гораздо более глубокие и сложные. Есть художники, убежденные в бессмертии своего искусства. Они верят, что созданные ими произведения совершенны и способны пережить своих творцов. Я не отношусь к их числу. Мои работы для меня самого — не навечно застывшая окаменелость. Они живут и меняются вместе со мной. И если я отчетливо вижу несовершенство своих спектаклей, нахожу в них идеи, требующие дальнейшего развития, то, конечно, надолго теряю покой. Начинается мучительный поиск более совершенных творческих форм воплощения собственных задумок.
Так было и с «Карамазовыми». В определенный момент я осознал, что спектакль 1995 года не отражает ни моего нынешнего восприятия идей Достоевского, ни тех художественных возможностей, которые появились у нашей труппы за прошедшие десятилетия. Ведь мы проделали грандиозный путь, развивая психологический балетный театр. Поэтому при новом обращении к «Братьям Карамазовым» было важно абстрагироваться от сюжетной канвы, сосредоточиться на постижении тайн внутреннего мира каждого из героев.
Конечно, центральные философские проблемы романа не перестали волновать меня. Например, тема проклятия дурной крови, «карамазовщины». Или легенда о Великом Инквизиторе, где ставится вопрос о свободе и несвободе, их значении для всеобщего блага. Все эти смысловые узлы сохранены в балете «По ту сторону греха». Однако теперь они поданы и раскрыты совершенно иначе. Хочется верить — более эффектно и глубоко. Старым спектаклем «Карамазовы» мы в какой-то степени закрыли для себя не только 1990-е, но и, наверное, весь XX век. Новый балет — попытка найти ответы на извечные философские вопросы о человеке в условиях века XXI.
— Мусоргский и Рахманинов — это понятно, когда речь идет о Достоевском. А почему появился еще и Вагнер?
— В последнюю очередь думаю о национальной и культурной принадлежности композитора, выбираемого при сочинении балета. Да, можно вспомнить наш предыдущий спектакль «Роден». Он целиком поставлен на музыку французских композиторов, ассоциирующихся с эпохой великого скульптора. Но такое соответствие — не панацея. Уверяю вас: если бы я во время работы над балетом «По ту сторону греха» услышал современную электронную музыку, которая вдохновила бы меня, вызвала поток творческих фантазий, то непременно использовал бы ее. Никаких предубеждений и предрассудков во мне нет. Однако именно Вагнер, его «Тангейзер», помог мне создать наиболее точный пластический эквивалент одной из сложнейших составляющих романа — легенды о Великом Инквизиторе. Почему так произошло, какие именно мотивы привели в действие таинственный механизм творческого озарения — вопрос не ко мне.
— Кому из братьев вы больше всего сочувствовали, когда читали роман впервые (в юности, вероятно)?
— Наверное, Алексею. Ему выпала нелегкая участь — быть звеном, призванным скрепить семейство Карамазовых, этот рушащийся, измученный «надрывами», погружающийся в безумие мир. Именно Алексей способен привнести в него гармонию. Но голос порочной наследственности звучит и в нем самом, пугая, обнажая то черное начало, которое заложено в каждом из нас от рождения. Примечательно, что вслед за Достоевским мы во втором акте балета размышляем о дальнейшей судьбе Алеши. Она не выведена в тексте романа, но обозначена писателем в его творческих замыслах. Мы дерзнули показать один из возможных вариантов последующего жизненного пути этого персонажа, чье сострадание к человечеству приводит в спектакле к страшной катастрофе.
— Кто исполняет главные роли и почему вы выбрали именно этих артистов?
— Хореограф всегда выбирает для работы над партией тех артистов, которые способны адекватно воплотить на сцене его творческие замыслы. Это единственно возможный критерий. В Москве зрители увидят в балете «По ту сторону греха» наших солистов Дмитрия Фишера (Алексей), Сергея Волобуева (Иван), Олега Габышева (Дмитрий), Марию Абашову (Грушенька) и Игоря Полякова (Федор Павлович). Перед каждым из них стояли сложнейшие сценические задачи, поскольку все главные партии в спектакле очень тяжелы и технически, и драматически. Могу сказать, что я горд за своих артистов и их работу.