Пещера забытых снов

 3D-камера позволяет физически ощутить таинство создания этих рисунков.

Лошади, львы, бизоны скачут в промозглой тьме. Наскальной живописи в пещере Шове больше 30 тысяч лет — и это самые древние из известных нам образцов искусства, говорят даже, что это и вовсе первое обращение человека к рисунку. У ехидного немецкого режиссера Вернера Херцога, впрочем, свой взгляд на вещи. «А души у них есть? — это он справляется у несколько смущенного археолога о первобытных художниках. — А по ночам они плачут?» Вопросы, эти и другие, неловко повисают в пустоте. Херцога любят за его готовность вглядываться в миры столь жестокие, что другой бы отвернулся, за катастрофы космического толка, которые вызывают на себя безумные герои «Фитцкарральдо» и «Агирре, гнева божьего». В «Пещере» такого протагониста, понятно, нет — и Херцог выкручивается, наверное, самым ловким образом: он берет эти функции на себя. Здесь всюду чувствуется его присутствие — в первую очередь за счет знакомой манеры вести закадровый монолог, в котором слышатся одновременно трепет и скептицизм, смирение и остроумие. Но в «Пещере» хватает и диалогов — Херцог разговаривает с исследователями Шове, и те образуют в итоге второй план, который хорошо бы подошел и игровым фильмам немца; это настоящая коллекция безумцев: от парфюмера, который по запахам восстанавливает историю пещеры, до археолога-нонконформиста, демонстрирующего доисторическую флейту, с ног до головы вырядившись в оленьи шкуры. Впрочем, эта неожиданная при такой теме, но привычная для самого Херцога эксцентрика все равно обречена остаться в тени захватывающих дух красот, которые выхватывает его 3D-камера. Та скользит по гладким скалам, покрытым старательными царапинами, давая почти физически ощутить таинство создания этих рисунков, — кажется, зажмурься на секунду, и увидишь, как они начнут двигаться в свете факела. В сущности, эта подземная галерея не менее сюрреальна, чем пароход, когда-то затащенный Херцогом на вершину горы.