Марта, Марси Мэй, Марлен

Марта — двадцатилетняя на вид девушка с глазами испуганной лани и хорошей родословной, после пары лет в бегах («Рассказывать особо нечего») объявляющаяся на пороге замужней сестры и начинающая методично расшатывать ее брак. Марси Мэй — улыбчивая и бойкая пигалица, с открытым ртом внимающая проповедям («Смерть — самая чистая форма любви») вождя самопальной секты, которая обретается на заброшенной ферме и разбавляет земледелие оргиями. Именем Марлен представляются девушки из секты, когда подходят к одному на всех телефону. И, как вы уже, наверное, поняли, всеми тремя именами в разные моменты фильма называют одну и ту же девушку (Элизабет Олсен). Вопросом, что это за девушка, во взгляде которой уживаются одновременно отчаяние и решимость, режиссерский дебют Шона Деркина задается с первых кадров — в них младшенькая Олсен бежит куда глаза глядят из той самой коммуны-секты. Ответа фильм не то что не дает — даже сама героиня не знает, кто она на самом деле — Марта или Марси Мэй. Кем она была на скрипучей ферме — «будущим вождем и учителем», любимицей самопровозглашенного пророка или жертвой групповых изнасилований. Что, наконец, с ней произошло на самом деле, а что только привиделось и померещилось на фоне гормональных взрывов. Деркин доводит классическую уловку с ненадежным рассказчиком до полного душевного расстройства — на беспокойный сон, морок, игру расшатанного воображения здесь в равной степени похожи и сцены из жизни коммуны, и эпизоды из брачного быта Мартиной сестры. Фильм старательно уходит от однозначных трактовок и прочтений. Например, Деркин вырос из американского инди — но вспоминаешь здесь не каких-нибудь баумбахов, а Хичкока и нуары о девушках на грани нервного срыва. Разрабатывая проблемную вроде бы тему (в которой находят друг друга псевдорелигиозный культ и неокрепшая психика), режиссер при этом максимально размывает сюжет галлюциногенами и обрывает на полуслове каждый намек на его обострение. Единственный подлинный конфликт здесь разворачивается между хлопающими ресницами младшей из сестричек Олсен — там, где время от времени сквозит такая пустота, что в ней читается «Никакой Марты никогда и не было».