Август. Восьмого
Личная жизнь цветастой москвички Ксении (Светлана Иванова) под угрозой — вот-вот сорвется поездка в Сочи с ухажером-финансистом. Виной — сын девушки от первого брака Артем (Артем Фадеев), отправленный, чтобы не смотрел на маминого жениха волком, отдыхать к папе. В Южную Осетию. В августе, как вы понимаете, восьмого. Утерев растекшуюся по поводу сорвавшегося замужества тушь, Ксения вместо Сочи летит во Владикавказ, еще не зная, что впереди артобстрелы, засады, зачистки, лагерь беженцев и разведотряд, а также персональный марш-бросок в тыл грузинских позиций, где вторые сутки прячется в одиночестве маленький Артем. Казалось бы, при чем тут роботы — будь то добродушные великаны из цветмета или трансформирующиеся в стальных псов танки? В кадре, впрочем, хватает и тех и других — и этому финту даже находится более-менее убедительное оправдание. Понятно также, почему Файзиев выстраивает хронику конфликта вокруг истории матери и ребенка, а не бравых разведчиков (а такой тут имеется в безупречном лице Максима Матвеева) или солдат срочной службы. Слишком беспроигрышный ход, хочешь не хочешь — растрогаешься, и неважно даже, что сценарная логика осетинским скитаниям героини порой отказывает. Хуже то, что эта материнская мелодрама на фоне ужасов войны помещена в контекст большой истории — основной сюжет то и дело прерывают сценки президентских совещаний, в которых солируют волевая челюсть и стоический кулак повышенного в путино-медведевы артиста Вдовиченкова. Да, понятно, кто во всей этой русско-грузинской истории определяющая фигура, да, понятно, на какие по большей части деньги и был снят фильм — и тем не менее. Эти краткие бенефисы лицевых мышц Вдовиченкова, раз за разом решительно прерывающие министерские страдания (среди прочего звучат: «Перейдем границу? Да нас заклюют» и «Они вот-вот подключат Вашингтон»), одним махом обесценивают все остальное. Они даже драматургически сводят не только грузинский спецназ, но и бравых разведчиков, и несчастное местное население, и даже ищущую ребенка мать до уровня тех же роботов. То есть необязательных, пожалуй что, и лишних элементов вымысла, пусть и не призванного служить лишь иллюстрацией кабинетных подвигов, но так или иначе ею оказывающегося, — и в этом смысле у «Августа. Восьмого» может быть, конечно, всего один (хотя и двуглавый) всерьез благодарный зритель.