Михаил Брашинский: «Финские людоеды — это забавно, нет?»

— Вы как-то сказали, что «Шопинг-тур» — это плод несчастий, то есть снять малобюджетный хоррор вы не столько хотели, сколько были вынуждены?

— В течение долгого времени я пытался снять один свой сценарий, «Анталия» называется, любимый очень, но, к сожалению, не очень дешевый. Шли годы. Проект переходил от одного продюсера к другому, мы запускались и останавливались, все это стало приобретать хронический характер — не очень-то, конечно, счастливая ситуация для режиссера. Когда проект в очередной раз рухнул, я понял, что пора брать свою судьбу в собственные руки. Так появился «Шопинг-тур». То есть да, первичным был не жанр, а потребность снять фильм полностью самому, на свои практически деньги, в полной независимости от каких-либо институций, продюсерских, государственных. Сейчас фильм готов, он есть — это уже факт, его не отменишь, и я, конечно, счастлив и горд, что мне удалось его сделать.

— А насколько этот путь малобюджетности развязывал руки?

— Речь шла именно, и только, о свободе. Единственное, что сковывало,— то, что, когда снимаешь практически без денег, все время приходится кого-то о чем-то просить. Остальное — сплошное счастье, когда осознаешь, что люди, с которыми ты работаешь, ввязались в эту историю не из корысти или мало ли чего еще, а только потому, что им нравится сценарий, хочется работать с тобой и интересно попробовать что-то новое. Это дает огромную психологическую свободу. Свобода здесь, безусловно, ключевое слово — фильм у нас несколько хулиганский, безбашенный, и без свободы, объективной и внутренней, его было бы просто не сделать.

— А откуда вообще пришла история про маму с сыном, которые едут в шопинг-тур и попадают в лапы к вампирам?

— К людоедам, если быть точным. Просто людоеды — это не смешно. А финские людоеды — это уже звучит забавно, нет? Как-то без улыбки не воспринимается. Но у меня изначально не было установки на жанр. Надо было просто найти историю, которую можно было бы рассказать таким образом, почти без денег. Далеко не всякую историю можно так рассказать. А как истории к нам
приходят — это загадка. Я сомневаюсь, что мы их «придумываем». Они существуют отдельно, независимо от нас, и наше дело — их ухватить, поймать. Но я глубоко убежден: нет ничего интереснее и важнее рассказывания историй. Я долго шел к этой немудреной формулировке, но с годами понял: вот то, что я хочу в жизни делать,— рассказывать истории.