Между

Холл Балтимор (Вэл Килмер), автор палпа о ведьмах, никак не выйдет из творческого кризиса. «На озеро опускается туман», — выбивает он на клавиатуре — и берется за стакан; и так изо дня в день. Надежда на выход из ступора появляется из ниоткуда. Точнее — из лесного захолустья: местный шериф (Брюс Дерн) предлагает в соавторстве написать роман об убийствах, происходящих в округе. С трудом доставив свое рыхлое, грузное тело на место, литератор начинает погружаться в многоуровневый, сдобренный вискарем морок творчества. Дремлющая глубинка и ее эксцентричные обитатели. Провалы из реальности в сон — и обратно. Готы, гроты и грезы. Парочка мутных проводников — девица-вампир (Эль Фэннинг) и призрак писателя По. Балтимор, борясь с одышкой, шатается по реальности и вымыслу — пока в поисках разгадки (и, что важнее, концовки) не утыкается в зеркало.

Надо обратить внимание на еще одну особенность происходящего в кадре, которую писатель Балтимор в силу расфокусированности взгляда так и не заметит. Уликами, следами необъяснимых происшествий и тенями их давно мертвых участников покрыто все пространство «Между» — вот только ответственность за них несет кинематограф. Фрэнсис Форд Коппола, понятно, сам заслужил место в этом иллюзионе — где мельесовская лунная рожица освещает кормановские декорации, а обрывки одних фильмов и жанров вдруг осыпают героев других. Себе автор «Между» отвел здесь главную роль — большую часть сюжета он позаимствовал из своего же похмельного сна, намеков на его фильмы здесь больше всего, финальный скелет в шкафу героя Килмера — тот же, что давно поселился у самого Копполы. И, конечно, нет на свете людей, имеющих право судить режиссера «Крестного отца» за желание снять призрачный фильм о призрачной, но магической природе своего ремесла, хаотичное кино о хаотичной динамике творчества — если бы только ремесло и творчество Копполы не рождались из раздирающих его самого противоречий. Одно дело, когда сложные отношения с религией и итальянскими корнями, плюс конфликты с продюсерами, насыщают жанровый сюжет подтекстами и пафосом. Другое — когда швы кинопроизводства не то что не гримированы рассказываемой историей, они ее и составляют. «Между» действительно может смотреться признанием в любви кинематографу — но только как живое доказательство того, что муки творчества не могут заменять собой само творчество. Что частная, личная история не в состоянии стать универсальной, если ее автор уже не верит глазам, предпочитая подсознание. Что кино, конечно, показывают призраки, движущиеся по пленке, но рассказывать они предпочитают про людей из плоти и крови.