Петр Федоров: «К сожалению, мой герой — тряпка»

— Вас долго уговаривали сняться в «Елках 3»?

— Ну а что же мне было делать — во второй части снялся, пришлось и в третьей. Как же быть с теми персонажами, которых зрители уже успели полюбить? У нас же новеллы перетекают одна в другую, истории героев продолжаются… Куда же я мог деться?

— Не было обидно, что, в сравнении с прошлым фильмом, в этом фильме роль вам досталась скромнее и по экранному времени, и по сложности?

— В «Елках 2» у моего персонажа была такая локальная история с надеждой на чудо, которая хорошо ложилась под новогоднюю тему, — и для меня как раз тот фильм был более сказочным и простым: папа возвращается в семью, мама его прощает. В жизни такое когда вы последний раз видели? А в «Елках 3» ситуации уже менее экстремальные, но история получилась более социальная: да, проблемная семья продвинулась вперед, но трудности остаются и перерастают в нечто большее, и героям, как и каждому из нас, нужно еще многому научиться. Дочка по-прежнему остается средством разрешения этих проблем. Но у нас в новелле, слава богу, главными героями были не мы, а собаки. Из-за этих чертовых собак было, кстати, сложно существовать в кадре (смеется). Животных, как известно, невозможно переиграть.

— Как и детей.

— Да, а у нас тут и животные, и дети одновременно.

— Выживание в кадре, одним словом.

— Ага, каждой клеточкой бьешься за жизнь. Я уже исследовал пределы собственной органики, местами даже перебарщивал. Собаки были, конечно, прекрасные — я каждый день поражался таланту. Особенно того пса, который сыграл дворнягу Пирата. Просто преклоняюсь перед его работой. Впервые на моей памяти собаки не задерживали процесс ни на минуту, делали все, что от них требовалось. Только что не разговаривали с нами. Так что, да, люди и собаки — вечная тема, было даже непонятно в некоторые моменты, кто здесь собаки-то на самом деле. Мне эти простые смыслы, которыми оперирует история, даже импонировали. К сожалению, мой герой, конечно, тряпка… Простая история или сложная, но для меня всегда важно выделить объект сатиры, те качества, над которыми мы в ней, грубо говоря, стебемся. Как в жизни важна самоирония, так и в кино она необходима в отношении персонажа. Поэтому да, сыграть тряпку — это здорово, по-моему.

— Сложнее, чем играть брутальных персонажей без страха и упрека, как в том же «Сталинграде»?

— Сложнее, да — хотя бы потому, что больше аналогий с самим собой (смеется). И потом, в ситуативном, приключенческом кино, где все происходит в экстремальных обстоятельствах (война та же самая, например), тебе проще сыграть какое-то доминирующее чувство, агрессию или любовь, потому что все уже обусловлено жесткой партитурой, ситуацией. Играть персонажа, который нам, может быть, менее интересен, потому что слишком похож на тех, кого мы и так видим каждый день, сложнее. Но в этом есть какое-то обаяние — тем более когда фильм новогодний и у героя благодаря этому есть возможность совершенствоваться.

— Вы в принципе чем руководствуетесь, когда выбираете роли?

— Да только тем, интересно или неинтересно. Стоит наткнуться на что-то хорошее, как сразу понимаешь, что любые опасения — полный бред: в хороший сценарий проваливаешься, как в хорошую книгу, с головой. Что касается «Елок», то хотелось уже сняться в чем-то добром, чем-то, что может посмотреть мама, наконец, — а то все время кровь, смерть. Иногда, конечно, выбираешь меньшее из зол. Я, правда, стараюсь избегать фильмов с дополнительными смыслами — есть какие-то сомнительные картины, так что надо разбираться и в смыслах, и даже в том, откуда идут деньги. Сниматься в кино о грузинской войне, пока та еще не закончилась, я бы не стал.