Актер Анатолий Белый: «Готовность согнуться туда, куда нагнут»
Анатолий, как вам кажется, с чем связана сегодняшняя мода на Тома Стоппарда: успех «Берега утопии» в РАМТе, репетиции «Аркадии» в Театре на Малой Бронной, ваша премьера в «Другом театре»?
Наверное, идеи витают в воздухе. И в какой-то момент они материализуются сразу у нескольких людей. Видимо, настало время «стоппардизма».
Тогда в чем актуальность пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»?
Стоппард написал вневременную историю о людях, плывущих по течению. В современном мире всем нам эта проблема так или иначе знакома. Многие люди сейчас ленятся думать, чувствовать, им удобнее, когда за них кто-то решает, как им жить. Такое бессмысленное, никчемное существование может привести только к деградации. И вот, собственно, об этом Стоппард и пишет. Он берет двух, на первый взгляд, малозначащих персонажей «Гамлета» и в совершенно неожиданном ракурсе разворачивает их историю.
Несмотря на свою похожесть, Розенкранц и Гильденстерн все-таки два разных героя. И мне кажется, что ваш Гильденстерн в чем-то сложнее своего товарища.
Я не считаю, что Розенкранц так уж прост. Может быть, в чем-то он более примитивен, чем Гильденстерн, но не лишен душевности и очарования — такой трогательный персонажик получился у Стоппарда. Вообще эту пару можно сравнить с рыжим и белым клоунами, только очеловеченными драматургом. С одной стороны, в них есть черты, делающие их обаятельными, с другой — полный конформизм и бесхребетность, готовность «согнуться туда, куда нагнут». Что касается моего Гильденстерна, его структура, возможно, более сложна, чем у Розенкранца, но это не означает, что он умный человек. Ведь людей, которые умеют говорить красиво, очень много, но, как правило, за их речами ничего не стоит. «Слова, слова, слова…»
Героев должно быть жалко в конце спектакля?
Думаю, что да. Потому что, как ни крути, Стоппард написал человеколюбивую пьесу. Я даже поймал себя на мысли, что этим героям, ничем не выдающимся, гибнущим фактически из-за своей глупости, в какой-то момент очень хочется помочь.
В спектакле будут какие-то неожиданные сценографические решения?
Больших спецэффектов и компьютерной графики у нас не будет. Мы не устраиваем из этой пьесы цирк, хотя можно было бы. Жанр трагикомедии позволяет это, и мы с Женей Стычкиным все время пытались в эту сторону склонить нашего режиссера Павла Сафонова. Но он остался тверд в своей позиции: мы рассказываем историю прежде всего о пути души — от ее попадания на землю до исчезновения.
В пьесе Розенкранц задает вопрос: «Какие времена?» Как бы вы на него ответили?
Я бы не назвал их неважными. В каждом времени есть свой ужас и своя красота. В нашем — больше ужаса, но, слава богу, красота еще не исчезла. И в процентном соотношении людей, которые стремятся к лучшему и пытаются ответить на вопросы для чего, зачем и как жить, больше. Пока есть такие люди, можно еще на что-то надеяться.