Танцор Андрей Меркурьев: “На помощь приходит «гладиатор»
История бедной Лизы написана таким возвышенным языком, что читается как глумление. Если я вам сегодня расскажу похожую историю про свою подружку таким же языком…
Мне не будет особенно интересно. Но я впервые прочитал «Бедную Лизу» потому, что мне нужно было поработать с литературным материалом. И над разбитой любовью не плакал, потому что читал не как читатель, а как исполнитель — внутри себя делал какую-то хореографию, добавлял какие-то свои мысли, в голове звучала музыка…
Может быть, языку балета больше соответствует такая сентиментальность. Сюжет «Лизы» так похож на «Жизель»…
Балерины признаются, что можно с ума сойти, если полностью вложиться в партию Жизели. На «Жизели» и у меня бывали стрессы и срывы. В конце первого акта, когда Жизель умирает, всегда бывает психологический срыв. Если себя вовремя не остановишь. Но «Лиза» Сигаловой — немножко другое. Действие начнется в кинозале, и восприниматься история будет иначе.
Спектакль не очень сложный для солиста Большого?
С точки зрения хореографии там нет каких-то сложных трюков. Но все-таки, когда Алла Сигалова показывает мне движения, я не могу даже сразу их повторить. Мы, артисты балета, переигрываем иногда. Мы хотим, чтобы у нас играло и лицо, и тело. Но «Лиза» — такой театр, который должен быть как кино. Нужно выглядеть так, как будто тебя снимает камера, чтобы не было перебора…
Как вы оцениваете успехи в хореографии вашей партнерши — Чулпан Хаматовой?
Вы когда-нибудь видели ее в проекте «Ледниковый период»?! Я смотрю иногда со стороны, как она репетирует «Бедную Лизу», как она проходит с Аллой какие-то куски, порой прихожу в такой восторг, что хочется плакать. Я вообще восхищаюсь Хаматовой! Ее целеустремленностью, энергетикой, тем, что она все успевает. Успевает сниматься, умудряется никому не говорить «нет», репетировать «Бедную Лизу», спасать жизнь чужим детям.
Кто из вас с Чулпан главнее в этой работе? Она, может быть, «помедийнее», но вы ведь профессионал…
Она для меня просто Чулпан, я стараюсь быть просто Андреем. Вообще у нас на площадке такая атмосфера, о какой любой артист может только мечтать. Если у меня не получается выразить что-то драматически, Чулпан подходит и делится советами. Скажем, однажды, когда у меня не получалось сыграть какую-то эмоцию, она мне посоветовала выражать ее не от себя, а придумать себе совершенно посторонний образ — какого-нибудь гладиатора — и сыграть эмоцию не от Андрея Меркурьева, а от постороннего лица. И это работает! Потому что от Эраста оттолкнуться порой трудно, в книге ведь не прописано, каким он был. И тут на помощь приходит «гладиатор». Ну а если возникают проблемы с хореографией, активизируюсь я.
Есть ли в спектакле эротика?
Есть немного. Правда, здесь подобные сцены приходится играть совсем не так условно, как в балете. Я иногда «раскалываюсь», когда по полной должен всем показывать, что я хочу Чулпан: как только поймаю ее взгляд, начинаю хихикать.
«Бедная Лиза» — совсем без слов, только пластика?
Мне жаль, что спектакль без слов. Очень хочется попробовать себя в драме.