Олег Басилашвили: «Я работаю — и все»
Главный дебютант: Олег Басилашвили, актер (Князь К., спектакль «Дядюшкин сон», номинация «Лучшая мужская роль»)
Вы впервые номинируетесь на «Маску». Значит ли это, что последние пятнадцать лет любимый актер миллионов находился вне актуального театрального пространства?
Видимо, для членов отборочной комиссии так оно и было. Я-то так не считаю. Я работаю — и все. Что-то получается, что-то нет.
Вы следите за тем, что происходит на «Маске»?
Стараюсь. Но, по правде говоря, не придаю большого значения распределению наград. Театр — не спорт и не соревнование. Как только начинается соревнование или попытка выделиться, это всегда приводит к очень плачевным результатам.
Но однажды вы даже были председателем жюри…
Тогда я добился того, чтобы спектакль «Три сестры» Олега Николаевича Ефремова получил отдельную премию.
Мне как председателю казалось, что жюри «Золотой маски» должно выделить из спектаклей и художников не просто лучшее, а нечто такое, что дает театру возможность развиваться дальше по тому пути, который проложен в свое время Щепкиным, Станиславским, Вахтанговым, Мейерхольдом, Товстоноговым и т. д. Ибо в сегодняшнем театре очень много ответвлений, которые, на мой взгляд, ведут к самоуничтожению. Когда режиссеры, даже талантливые, ставят пьесу не для обнажения ее сути, не для того, чтобы заразить испытанной при ее чтении эмоцией зрительный зал, а берут ее лишь как повод показать свою талантливость, свою фантазию, свою выдумку и свое умение. И эмоция гаснет в приспособлениях, подчас очень интересных, но не имеющих никакого отношения к чувству, которое руководило рукой автора. Я говорю не о подножном реализме. Я говорю о театре, который возбуждает в зрительном зале эмоцию. Способы могут быть и формалистические, и реалистические — какие угодно. У Андрея Могучего я видел замечательный спектакль «Школа для дураков» — прекрасный спектакль, несмотря на то что он решен формальными способами. Но он доходит до глубины моей души. Поэтому я считаю, что он — в русле развития национального русского театра. Или недавно я видел «Гамлета» режиссера Бутусова в МХТ. Казалось бы — так необычно все! Но это настолько точная попытка следовать не букве, а духу Шекспира. Это меня абсолютно убедило. Сейчас театр — режиссерский, в нем актер — один из многочисленных инструментов.
Главная заслуга режиссера в том, что актер в результате подводится режиссером к такой черте, за которой как бы не существует режиссера. Режиссер должен умереть в актере. Когда режиссер пытается неумение работать с актером заслонить умением работать с досками, со светом, с музыкой, с дымами, а у актеров благодаря режиссеру ничего не найдено, тогда говорят: это режиссерский театр. Это самый плохой вариант, какой только может быть.
Вы настроены на победу на «Маске»?
Ни в коей мере. Ко всякого рода выдвижениям надо стараться относиться без волнения. Наше дело — заразить зрителя какой-то долей эмоции, чувством, мыслью, которая тебя самого волнует. А кто сидит в зале — комиссия или не комиссия, — от этого надо постараться абстрагироваться. Хотя, конечно, очень трудно.