Вячеслав Гришечкин: «Если бы Берия провел реформу, перестройка бы не понадобилась»
Ваши педагоги говорили, что у вас «внешность героя, глаза Лермонтова, а голос не подходит ни тому ни другому». А еще вас сравнивали с Луи де Фюнесом. Думаю, ни те ни другие не находили у вас портретного сходства с Берией…
Тогда я действительно не был на него похож.
Может, и Пиманов (реж. сериала. — Прим. Time Out) не добивался портретного сходства?
После третьей моей видеопробы он долго смотрел на экран и бормотал: «Никак не могу понять, что же меня смущает…» Я уже практически распрощался с ролью. Причем не в первый раз — несколько лет назад меня пробовали на роль Лаврентия Павловича в «Московской саге». Но не утвердили — взяли грузинского актера. Обидно было до слез — я ведь и сам наполовину грузин. Я и теперь подготовится к провалу, думал: «Чем же я тебе так не нравлюсь, я ж хороший артист?!» А потом Пиманов попросил меня снять черную шляпу — и сразу все встало на свои места: высокая шляпа сильно удлиняла лицо, и что-то в моем облике не складывалось. Так что, получив режиссерское задание поправиться как можно больше, я был утвержден на роль. А мне только дай волю — начну пиво водкой запивать — шучу, конечно, но несметное количество съеденных бананов, винограда и дынь сделали свое дело. Прибавил я 10 килограммов за месяц — и лицо «наел», и бычью шею.
Я знаю, что вы давно мечтали сыграть именно Берию.
Это желание возникло, когда я посмотрел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Как сейчас помню этот подпольный просмотр на грузинском языке. Переводил мне очень известный человек, который к тому же все время останавливал пленку (мы смотрели на видео) и комментировал практически каждый кадр — там столько деталей, на которые при первом просмотре не обращаешь внимания! Вот тогда я и заразился идеей сыграть Берию.
Что нового вы открыли для себя в этом человеке?
Когда еще говорили наши учителя: «Кричи сердцем, а не голосом, играй злого, а ищи в нем доброго». В данном случае я старался следовать именно этому принципу — мы показали не монстра, а человека¸ сделанного из плоти и крови. Мы искали в нем человеческие черты. Например, в начале фильма, когда Лаврентий Павлович поднимается по лестнице в Кремле, я споткнулся на последней ступеньке. Этот, казалось бы, клоунский гэг очень очеловечил его. Хотя критики, конечно, могут усмотреть в нем другое значение: если человек, который рвется к вершинам власти, спотыкается — он никогда не станет победителем. А еще в картине есть сцена, которая мне лично очень нравится: на суде Берию «закладывает» его любовница, он почти плачет и говорит: « Я ее любил, и я ее люблю». Очень по-человечески понятное чувство.
Я много общалась с сыном Берии — Сергеем Лаврентьевичем — и спрашивала про многочисленных любовниц отца. Он сказал, что это полная чушь, мол, отец всегда ночевал дома. По утрам вместе с сыном делал зарядку. Обедал тоже всегда дома. День проводил в Кремле — откуда у него взялось бы время на женщин: или в Кремле был бордель? Он говорил, что знает многих женщин, которых заставляли давать разоблачительные показания против отца… Хотя Берия признался, что у него есть любовница и даже внебрачная дочь, с которой Серго общался всю свою жизнь…
Это очень похоже на правду — то, что он снимал женщин на улицах, — выдумка, миф…
Но мы общались, когда Серго был довольно пожилым человеком, много пережившим, прекрасным ученым с мировым именем, умным, образованным и, мне показалось, честным человеком. Он, например, приводил такие факты: к работе в органах Берия приступил в конце 1938 года и закончил в 1942-м. За это время он выпустил из лагерей порядка 600—800 тыс. человек, а посадил 25 тыс. Серго помнил разговоры отца с Жуковым, когда они обсуждали, кто из офицеров и армейских главнокомандующих жив и кого нужно срочно выпускать. Думаю, в биографии Берии все было сложнее, чем в наших учебниках истории. Насколько честны были вы в работе над образом этого человека?
Мы много говорили с Пимановым, который дотошно изучил документы, в том числе и секретные. И пришли к выводу, что Берия был человеком выдающегося ума, он строил грандиозные планы и готовил реформу — если бы она была проведена, не понадобилась бы горбачевская перестройка. Он после смерти Сталина слишком понадеялся на себя и свое окружение, думал, что все под контролем, а в результате сам попал под раздачу и был расстрелян. Потому что никакая реформа в то время никому не была нужна.
А вам не страшно было его играть?
Наш сериал заканчивается сценой расстрела моего героя. В бункере, где это произошло, сохранился деревянный щит с отверстием, пробитым пулей. Когда я подошел к этому щиту, затылком уперся в дырку. Кроме того, последнее письмо Берии к Маленкову о помиловании датировано 28 июня, а это день моего рождения. От таких мистических совпадений волосы, и правда, дыбом встают.
Можно сказать, что вы, наконец, сыграли трагедию, о которой давно мечтали — все-таки в кино у вас ведь больше комических ролей?
Это скорее драма трагической личности. Хотя комедийного в нем ничего нет. Но трагедия в классическом понимании — это скорее король Лир, нежели Берия.