Итоги Каннского фестиваля

Каннский фестиваль завершился неожиданной, но заслуженной победой боевого «Дипана» Жака Одиара, порадовав несколькими блестящими фильмами и массой просто хороших, а главное, вновь выступив лучшим зеркалом положения дел в современном авторском (и не только) кино на год вперед. Главные тенденции Канна — в колонке Дениса Рузаева.

Кино не терпит соревновательности

Премирование «Дипана» Жака Одиара «Золотой пальмовой ветвью» уже вызвало бурю в стане особо впечатлительной критики, жаждавшей награждения фильмов более эстетских, — но чем присоединяться к бессмысленным воплям, лучше присмотреться к победителю. Он того, поверьте, стоит и от сравнений с более авангардными работами хуже не становится. У Одиара получился, в сущности, свой «Брат» — но с тамильским тигром вместо условного Багрова, парижскими злыми улицами в качестве места действия и мощнейшим жанровым переломом: в какой-то момент реалистическая соцдрама превращается в галлюциногенный боевик о праве сильного. Никак призовой расклад не влияет и на мощь впечатлений от других отличных фильмов из программы фестиваля: очередных визионерских опытов азиатов Верасетакула, Джанкэ и Мендозы, внеконкурсной секс-феерии Гаспара Ноэ «Любовь», лучших картин параллельных секций и подборки классики. Год за годом Канн доказывает: настоящее кино требует от зрителя прежде всего готовности внимать и переживать — это не спорт с его соревновательным духом.

«Дипан», реж. Жак Одиар

Главная тенденция — всеядность

После Канна-2015 почти невозможно завести разговор о торжестве какого-то одного тренда или темы — важнее оказывается не попадание в главенствующий стиль, а уникальность авторского взгляда. Лучшие фильмы фестиваля — те, авторы которых не шли на компромиссы. И это касается как превращающего жизнь концлагеря в триллер в реальном времени венгерского дебюта «Сын Саула», так и, например, внеконкурсных «Безумного Макса» или пиксаровской «Головоломки», диктату современных блокбастеров предпочитающих авторскую веру в уникальность своего видения. Не было в этом году и доминирующей эстетики. Тодд Хейнс может в «Кэрол» примерять к истории лесбийской любви большой стиль Голливуда 1950-х, Гаспар Ноэ в «Любви» — восстанавливать в правах постмодернистский драйв 1990-х, а их фильмы при этом — прекрасно соседствовать на одном фестивале.

«Любовь», реж. Гаспар Ноэ

Формализм возвращается

В эпоху всеобъемлющих, чрезмерных, не знающих меры кинозрелищ, доминирующих в прокате, лучшими фильмами Канна оказались те, авторы которых намеренно подвергли себя стилистическим ограничениям. Тот же «Сын Саула» обретает мощь и вдыхает жизнь в утомившую тему холокоста сужением фокуса до, в сущности, лица своего главного героя, капо из зондеркоманды Аушвица — и зачумленный историей герой благодаря верности автора крупному плану постепенно очеловечивается, оправдывается и для зрителя. «Любовь» превращает 3D в средство не расширения киноязыка, но его сужения — и идеально транслирует туннельность зрения влюбленного, его зацикленность на объекте страсти. И, наоборот, разочаровывали фильмы, склонные к излишествам: гротескная «Молодость» Паоло Соррентино, в стилистике гипертрофированного видеоклипа высмеивающая все на свете от ветеранов режиссуры до Марадоны, или избыточная гипериллюстрация страшных басен «Сказка сказок» Маттео Гарроне.

«Сын Саула», реж. Ласло Немеш

Глобализация дошла до авторского кино

В каннском конкурсе 2015-го обнаруживалось беспрецедентное число англоязычных картин режиссеров, прославившихся, вообще-то, работой на родном материале, — и почти все они уступают их предыдущим, локальным достижениям. Соррентино во второй раз после чудовищного «Где бы ты ни был» с Шоном Пенном поработал на английском с Майклом Кейном и Харви Кейтелом — и даже повышение уровня визуальной красоты не позволило «Молодости» сравниться с «Великой красотой». Англоязычная «Сказка сказок» Гарроне тонет под жуткими акцентами Сальмы Хайек и Венсана Касселя. Изабель Юппер борется с английским в «Громче, чем бомбы» норвежца Йоахима Триера. Исключение из правила — уморительный «Лобстер» грека Йоргоса Лантимоса, даже с переходом на английский не утратившего таланта саркастически переосмыслять реальность посредством антиутопии, сюжета о мире будущего, где одиночкам нужно выбирать: либо ты за месяц находишь партнера всеми правдами или неправдами, либо превращаешься в животное. В прямом смысле слова — собаку, фламинго или, да, лобстера.

«Кэрол», реж. Тодд Хейнс

Триумф индивидуальности

Если в программе Канна, полной таких разнородных, а часто максимально не похожих друг на друга фильмов, и можно проследить единую тему, то ей окажется сила индивидуальности, несгибаемое желание личности если не выстоять в борьбе с системой, то как минимум заявить о своем праве на самоопределение. Об этом — такие фильмы, как «Кайф», шикарная комедия о взрослении застенчивого фаната рэпа 90-х в современном лос-анджелесском гетто. Или «Тысяча и одна ночь» Мигеля Гомеша, в формате анекдотического декамерона дающая право голоса многочисленным жертвам политики жесткой экономии в современной Португалии — и каждый из этих голосов оказывается уникальным. Это многоголосие, многообразие персонажей, фильмов и авторов — лучшее, что способен подарить Каннский фестиваль. В этом году с такой задачей смотр справился на ура. Осталось теперь, чтобы лучшие картины из этой панорамы могли увидеть и в Москве.