Владислав Мамышев-Монро. Какое место в искусстве может занимать гений?
Time Out решил собрать воспоминания о Владике Монро людей, которым повезло с ним дружить и работать.
Мы расспросили пришедших на открытие ретроспективы покойного друга и коллеги о том, как они познакомились, о забавных историях, которых было немало, о любимых работах и месте, которое Мамышев-Монро занимает в современном российском искусстве.
Елена Селина,
хозяйка галереи XL,
куратор выставки «Архив М»
Я познакомились с Владиком в середине 1990-х, точного момента не помню. Он просто часто приходил в XL на выставки, так постепенно подружились. Потом он нам предложил идею выставки «Предатель ада» по сценарию Павла Пепперштейна. Потом — в процессе разговоров — выставку поменяли на «Меня зовут Троица». Мы сделали еще как минимум шесть выставок, одно время Владик вообще работал в галерее как в мастерской.
Я никогда не забуду историю, когда наша галерея в конце 90-х переезжала с Маяковки на Воронцово поле, мы взяли кредит, но денег на транспортировку не хватило. Когда он об этом узнал, откуда-то взял денег и принес, чтобы нам помочь. Он вообще был — когда мог — очень щедрым, часто дарил подарки, привозил из путешествий игрушки, похожие на него. Один раз привез кота с Бали, потом младенца из Германии, заводного робота подарил на день рождения — и все они были чем-то на него похожи.
«Житие мое». Когда витражи разлетелись на осколки. Владик соединил фотографии и эти осколки в новые произведения. Получилось фантастически.
Владика трудно классифицировать. Он никогда не делал политического искусства, но в своем бесстрашии и бесшабашности очень точно и вовремя схватывал и анализировал время, в котором мы живем.
Алексей Новоселов,
директор выставочной программы Московского музея современного искусства
Мы познакомились на монтаже проекта Starz, который проходил в рамках специальной программы I Биеннале современного искусства. Я только три месяца как работал в музее, была зима, сумрачно. У выставки было четыре этажа, по одному у каждой звезды — Олега Кулика, Дубосарского с Виноградовым, группы AES и Владика, — и все остальные совершенно по-разному работали, но как-то по-зимнему. А Владик бодро, ярко: он делал цветы в экспозиции из цветного скотча, они занимали все свободное место в зале между работами — большие, разноцветные. Потом была одна история: куратором выставки была Екатерина Барер, и в какой-то момент все пошли пить чай и отдыхать в кабинет. Не помню точно, кто был, но так получилось, что Владик сел за один конец стола, посередине сидела Барер, а далее все остальные, кто участвовал в подготовке выставки. В какой-то момент Владик так вытягивается и говорит: «Друзья, мне кажется, между нами баррррер!» Он так невероятно произнес фамилию Кати, что получился барьер и не барьер в то же время. Это нельзя передать — тот невероятный артистизм и легкость, с которой он даже такие игровые моменты превращал в драму.
Выделить одну работу или серию у Владика невозможно — он же сам произведение! Но у меня отдельная любовь к его расцарапкам — это уникальная его техника. В этих работах он просто непревзойден.
Его место в искусстве пусть покажет выставка — уверен, что лучше нее самой сложно и сказать. Зритель сразу все поймет: колоссальная экспозиция и ретроспектива, которая становится бесконечной и никогда не поставит точку. Это только начало.
Катя Филиппова,
дизайнер
Это был конец 80-х, я много слышала о Владике, но знакома с ним не была — мне о нем рассказывала первая жена Артема Троицкого Света Куницына, об этом белокуром молодом человеке, который доводил до гомерического хохота своим историями о том, как он служил в армии. Однажды, после того, как погиб Витя Цой, мы с моим другом Юрой Каспаряном ни с того ни с сего решили пойти в храм и поставить за него свечку. Надо было видеть, как мы были одеты: Юра, звезда группы «Кино», и я, альтернативный модельер, — мы выглядели примерно как Sex Pistols в Париже. И вот мы в храме, Юра неожиданно увидел своих знакомых и отошел, а я собралась ставить свечку, как вдруг из-за колонны на меня вылезает злобное существо — я сразу поняла, что это был один из колдунов докашпировской эпохи: его часто показывали по телевизору и он нес какую-то чушь, смесь из христианства, буддизма и шарлатанства. Он вылез на меня и стал шипеть: «Твоя свечка никогда не дойдет до Бога!». Тут меня окликнул Юра, позвал знакомиться с его друзьями, среди них был белокурый, с ангельским лицом молодой человек. «Это Владик Монро», — сказал Юра. А Владик на это ответил: «Ой, это вы модельер Катя Филиппова? Вы такая классная, а я думал, что вы дура совковая!»
Последний раз мы встречались, работая над спектаклем «Полоний», и вот на этой грандиозной работе он ушел… Он мой главный ориентир в искусстве и в жизни. Это гениальный русский художник. И у меня нет его нелюбимых работ.
Артемий Троицкий,
музыкальный критик, журналист
С Владиком я познакомился на каких-то театральных хэпенингах году в 1989-м, потому что он очень подружился с моей тогдашней женой Светой, которая стала его постоянно водить к нам домой, что поначалу меня забавляло, а потом начало напрягать. У нас тогда была стильная квартира в центре на Таганке, ну и Владик решил, что раз моя женушка так ему рада, то ничего страшного не будет, если он у нас временно поселится, что в мои планы никак не входило. Потом Света уехала в Лондон, Владик как-то сам собой рассосался. Ну а потом мы с ним постоянно общались. Забавные истории я вспоминать не люблю, но думаю, что мало с кем в мире происходило такое количество забавных историй, сколько с Владиком.
Я люблю все, что он делал, считаю, что Владик Монро — абсолютный гений, возможно, вообще лучший российский художник своего времени. К нему несерьезное отношение, потому что он сам к себе относился несерьезно. Все привыкли к тому, что гений — это что-то сердито-возвышенное, это монстр, а Владик был милашкой: «О-о-о, Владик!» — и сразу у всех рот до ушей. А сейчас люди начинают «просекать», что на самом деле лучше Владика-то и не было.
Есть такая знаменитая американка Синди Шерман — вот я считаю, что Владик гораздо глубже, многомернее, и я могу только гордиться тем, что дружил с этим типом. Это была честь для меня.
Михаил Розанов,
фотограф
Мы познакомились году в 1992-м — я поехал в гости к художнику Кириллу Преображенскому, а там был Владик. Ничего особенного, кроме того, что ему ночевать негде было, и он попросился переночевать у меня — вот так вот просто, без затей. Я ему сказал: «Ну конечно!». И в общей сложности Владик у меня жил года три-четыре. Однажды он напугал меня до потери пульса, когда переоделся в Аллу Пугачеву. Я проснулся, а у меня в квартире на полу валяется пьяная Пугачева.
У Владика были потрясающие витражи «Житие мое», в которых он рассказывал, как дошел, как говорится, до жизни такой.
Не знаю, какое место он занимает в современном искусстве, — он гений! Какое он может занимать место?..
Карина Григорян,
ресторатор
Мы встретились с Владиком у нашей общей подруги, художницы Оли Тобрелутс, лет 15-17 назад — сейчас уже трудно вспомнить. Это была марокканская вечеринка — готовили Олины друзья-марокканцы, откуда они взялись я не знаю, — в общем, все ушли есть эту марокканскую курицу, а мы остались сидеть с Владиком. А потом кутили дня три.
Забавных историй было очень много. Владик жил у меня на даче на Николиной горе — это было еще до всех поездок на Бали. В то лето моя мама узнала о существовании стрингов благодаря Владику, который в них ходил по участку. У меня на стене висела карта мира и был дартс. Однажды мы напились, и Владик говорит: «Куда бы поехать в следующем году? Куда-нибудь подальше», а я ему: «Да вот, кинь дротик, туда и поедешь». И он взял и маханул так через плечо, не глядя, и попал четко в Бали.
У меня где-то есть портреты советских партийных шишек, разрисованные Владиком и превращенные в трансвеститов, — это мои любимые его работы.
Мне очень сложно говорить о его месте в искусстве — это история рассудит. Время покажет, но значимое, конечно. Владик запомнится, и надолго.