Как живут пожилые люди в Москве: «Если все бросить и ничем не заниматься, можно докатиться до бабушек на лавочке»

Надежда Астахова, 65 лет

С недавнего времени я пенсионер, не работаю. Мне хотелось иметь какую-то работу, но уже не такую ответственную, как раньше. Я отдохнула после сумасшедшей работы, восстановила немножко здоровье и обратилась в центр «Содействие». Там мне предложили стать волонтером организации «Серебряный возраст». Я согласилась, прошла обучение, нас в Москве можно по пальцам пересчитать. Много волонтеров, но таким, которым за 60, очень мало. Сейчас я нахожусь на выставке «50 плюс».

Как я себя чувствую? Ну, здоровье, конечно, не то, что в молодости. Но нельзя ни в коем случае раскисать. Я веду достаточно активный образ жизни, мне все интересно, сейчас появилось гораздо больше времени на какие-то мероприятия: куда-то поехать, что-то посмотреть, собираюсь еще поучиться. Сейчас записалась в студию танца, хотела бы пойти в театральную студию, очень бы хотела изучить ландшафтный дизайн. Хочу научиться кататься на велосипеде, подыскиваю себе подходящий велосипед, сейчас как раз скидки. В Москве много развлечений для пожилых – если человек захочет, он много всего сможет найти.

Мне кажется, если сейчас бросить все и ничем не заниматься, можно докатиться до бабушек на лавочке, которые перемалывают кости соседям. Мне это неинтересно, скучно. Мне доставляет удовольствие общение с людьми. Я всю жизнь работаю с людьми, по образованию провизор. Почти 45 лет отдала работе в аптечной службе, это мое призвание. Всю жизнь я с людьми, с молодежью. И выпасть из этой обоймы – это значит просто подорвать свое здоровье, сразу прицепится какой-нибудь склероз. Я хочу быть в центре событий среди людей. У меня потрясающий сын, который мне никак не препятствует, не спрашивает, сошла ли я с ума, говорит только: «Опять ее куда-то унесло».

Я считаю, что люди, которые думают, что их выбросили за борт, сами для себя так решили. Нельзя выпадать из обоймы жизни, пока ты живой. Я так говорю всем, кто потерял работу, у кого сложная ситуация. Да, не хватает денег, хочется куда-то поехать, а пенсия – есть пенсия. Я все равно что-нибудь придумаю. Живу оптимизмом, а сейчас этого оптимизма появилось еще больше. Не знаю даже, откуда.

Таких, как я, активных пенсионеров, наверное, процентов 30-40, остальные оседают в быту. Многие сейчас замыкаются в семье, а я считаю, детям надо помогать по минимуму, дать им возможность прожить свою жизнь и не подменять их собой.

Старость начинается во столько, во сколько вы сами захотите. Вот я не считаю себя старым человеком. Мне кажется, и когда мне 80 исполнится, я не буду себя считать старой. Люди внешне меняются, но пока молодая душа, человек не старый. Наверное, если человек сам себя поставит как старого, позволит окружающим считать себя таким, то так и будет. Со мной общаются люди разного возраста, в том числе и молодежь. У нас всегда находятся темы для разговоров, может быть, поэтому я не чувствую, что отношение ко мне окружающих как-то поменялось.

Марк Левицкий, 81 год

Мне 81 год, но это календарный возраст, а не биологический. А биологический возраст мой по тем стандартам, которые я прочитал в интернете – около 35. Залог моего отличного самочувствия – это любовь: к миру, природе, окружающим людям и самому себе. Второе – это умение вести себя в социуме: принимать людей такими, какие они есть, иметь терпение в общении. И, конечно, быть терпеливым к себе, не стремиться делать все быстро. И самое важное – это жить сегодняшним днем. Вот я беседую с вами, и я живу, а что дальше будет – неизвестно. Я не рвусь и не рву свою душу ради того, чтобы выполнить то, что я наметил на завтра.

Через 20 минут я пойду в баню, а полчаса назад я ставил забор. Я всю жизнь занимаюсь домом и немножечко служил государству. Сегодня сделаю кормушку для птиц. Это тоже радость, это любовь к природе. Я живу в деревне Кашино, у меня здесь хороший дом со всеми удобствами. В Москве я бываю редко, там мне делать нечего. Многие мои друзья уже ушли, а те, которые есть, закопались в свои норки. А сюда ко мне приезжают мои друзья и друзья внучки. Вот в эту субботу у нас гостило 15 человек молодежи. И нам всем вместе очень интересно, для меня нет разницы между возрастами. И детей, и внуков я всегда воспринимал как ровню, поэтому у меня с ними контакт по сегодняшний день.

Нина Перова, 59 лет

Я еще работаю, занимаюсь административной работой. Я не ушла на пенсию, потому что у меня интересная работа, она меня вполне устраивает, и я получаю приличную зарплату. После того как я стала человеком «пенсионного возраста», в моей жизни ничего не изменилось, ну разве что мне дали карточку для бесплатного проезда в метро. С возрастом, конечно, приобретаешь умение понять окружающих и не то чтобы простить, а просто ставить себя на их место. В молодости мы более категоричны. Я не знаю, выбиваюсь ли я из общей массы, но я не испытываю одиночества. У нас всегда был широкий круг друзей, он и остался. Причем в последнее время к нашему кругу присоединилось несколько достаточно молодых людей, с которыми мы познакомились случайно. Мы ходим в кино, театр. Каждое лето мы с друзьями уезжаем на остров Корфу в Греции, там нас уже все знают и ждут.

Старость для меня – это усталость прежде всего, усталость от всего, что тебя окружает. А пока усталости нет, значит, старость еще не наступила. И у всех она наступает в разное время. Мама моей подруги до 96 лет ходила в туфельках на каблуках. Если ты умеешь жить и радоваться, то это вернется тебе сторицей в любом возрасте. В любом возрасте ты, несмотря на все беды и тяготы, будешь радоваться каждому прожитому дню. Это банально, но я верю, что это очень важно. Мне до сих пор иногда кажется, что я веду себя совсем по-девчачьи. А иногда мне кажется, что я могу рассуждать мудро. Зависит от ситуации.

Яков Ломко, 98 лет

В Москве пожилым людям живется хорошо, мне все удобно. Но самое главное – в Москве очень много людей, которые заботятся о стариках. Нельзя сказать, что у нас старики в забытьи.

У меня в этом году случился инфаркт, а еще в минувшем учебном году я преподавал. Я и сейчас могу лекцию прочитать, хоть две, только ходить, к сожалению, не могу. Я хочу писать книгу, мне есть что сказать, я ведь помню все события с 1920-го года. Помню, как проходили танки Деникина через наш город, как в 1926 году впервые читал со сцены стихи. Я хочу описать то, что было вокруг меня, потому что страшно много лжи пишут.

А сегодня продолжаю жить жизнью всех народов. Я терпеть не могу империализм. Не только научно, но и весь быт, всю эту погоню за прибылью вместо того, чтобы жить. Очень внимательно слушаю известия. Мне нравится все, что делает Путин, потому что он возвратил нас к истокам. Вот это меня до сих пор все интересует. Я все изучил на своей шкуре.

Как по мне, старость – это продолжение жизни человека, качественно изменившегося физически, но более совершенного в отношении знания фактов, которые можно сопоставлять, анализировать и делать более правильные выводы. Молодые люди знают новую технику хорошо. Они многое знают хорошо, но не понимают, куда должно двигаться общество. Старость в наше время (у тех, кто хочет, конечно) – это прежде всего жизнь интеллектуальная. У нас сейчас домой несут вам все сведения, телевидение, все кибернетические сети. Надо быть тупым человеком или пьяницей, чтобы не смотреть, не слушать все это и не анализировать. Я вот сейчас только перед вашим звонком слушал объяснение аварии самолета с нашими отдыхавшими в Египте. Мне очень многое понятно.

Я не чувствую, что есть старость. Совсем не чувствую. Просто я не могу двигаться. Но голова работает независимо ни от чего. Я себя чувствую хорошо. Уже когда мне было 70, ко мне была прикреплена личная машина, но я на ней не ездил – бегал через лес от дачи до станции, доезжал до Киевского вокзала, а там меня уже встречала машина. Я всегда любил копать землю, сажать. У меня была приличная зарплата, но я выращивал картошку у себя на участке. Вот такая простая жизнь позволила мне дольше быть в форме. Наверное, в этом все дело. И я очень благодарен университету, они взяли меня на службу в 1987 году – мне тогда было 70 лет. Меня тогда взяли, потому что на мои лекции всегда приходило больше всего студентов.

Сейчас в Москве маленькие семьи. Один ребенок, он женился, а люди ничего не могут рассказать, потому что они всю жизнь занимались узкой специальностью, работали на определенной должности. Это в селе люди могли делать все, а в Москве таким людям не находится места. Я несколько в особых условиях оказался. Потому что я окончил физмат, высшую дипломатическую школу, защитил диссертацию в академии общественных наук. У меня оказался такой широкий профиль, что я могу разговаривать со многими специалистами из разных сфер. Надо вовлекать пожилое поколение в такую общественную работу, чтобы можно было использовать их накопленные за годы жизни знания.

Надежда Горбач, 60 лет

До 1988-го года я работала переводчицей с польского, английского и немецкого, и после этого работала только на себя. В 1993-м я, переехав в Москву с дочерью, создала свой бизнес. Я придумала себе свою нишу – тогда на кассетах, а теперь на дисках я делаю сборники музыки прошлых лет, начиная от дореволюционных записей до 1960-х – 70-х годов. У меня были маленькие магазины в доме журналиста, в колонном зале. Но у нас все это так сложно, это просто мой характер позволяет делать, жить независимо.

Я сейчас много сижу в интернете, ищу мероприятия, обзваниваю знакомых, рассказываю, что происходит и каждый день, несмотря на погодные условия, куда-то хожу. Сейчас у меня проблемы с продажами, поэтому я работаю у своей дочери – готовлю, убираю. Я получаю рассылки от Time Out, Wonderzine, Look At Me, все это анализирую и сама себя стимулирую. С таким характером, как у меня, пожилых людей много, но у нас нет системы оповещения. Хорошо, я где-то лет восемь назад научилась работать на компьютере. Главная проблема, чтобы создавались какие-то сети. Многие даже не подозревают, что в городе есть столько возможностей.

Я что в 20 лет, что в 60 – абсолютно не изменила свой образ жизни. Я пока не чувствую себя старой, и вокруг меня нет пожилых людей.

Я недавно была на встрече с Сергеем Шнуровым, и он сказал гениальную вещь: «У нас уже в 40 лет у человека закончилась жизнь». И он прав, у нас почему-то считается, что 40 лет – это очень много. А на самом деле во всем мире совсем другая история. Тут дело не в стариках, а в отношении людей к возрасту. И это отношение – одна из проблем общества. Мы резко перешли к капитализму, прославлению гламура и молодости, и получился вот такой крен. Старость у нас – это в первую очередь социальное унижение и безденежье, потому что наша система, конечно, не справляется с управлением страной и обеспечением стариков в частности.

Анастасия Коконина, координатор кинофестиваля «Никогда не поздно», сотрудничает с форумом «Общество для всех возрастов»

Я восемь лет занимаюсь пиаром, и нет ничего более запретного, табуированного и не идущего ни под каким соусом, чем проблема пожилых людей, актуальная для 40 млн человек в нашей стране и неизбежная для каждого из нас. Это так странно. Вешали трубку главреды, телеканалы извинялись, было много журналистов, которые приходили, принимали участие в круглых столах, но материалы снимались в последний момент. Для меня как для пиар-специалиста это феномен. Я работала с раковыми больными, с детьми-инвалидами, с программами по борьбе с наркоманией – в общем-то не с самыми милыми и симпатичными темами. Но это было гораздо легче по сравнению с разговором о пожилых. Когда я общалась со знакомыми журналистами, то спрашивала их: «Что я делаю не так?». Они отвечали, что причиной тому дикий страх самих журналистов и вопрос их личного выбора. Это страх перед старостью на человеческом уровне.

На каждой конференции мы говорили о том, что как мы встречаем 30, так мы встречаем и 60. Это не зависит от условий, государства, семьи или здоровья. Социальная смерть может наступить в любом возрасте, а может и не наступить никогда. Да, у нас нет реально работающих механизмов, вовлекающих пожилых людей в социальную активность. Например, в Японии волонтерством занимаются в основном пожилые люди, потому что у них на это много времени. У нас на конференции работали так называемые «Серебряные волонтеры» – это десять бабушек, которые бегали, подносили микрофоны, дарили цветы. Им по 70, но они не жалуются на болячки, они были бодрее всех нас вместе взятых.

Главное, что мы пытаемся сделать – это сформировать позитивный сценарий старости. Мы хотим, чтобы у каждого появился план, что он будет делать в этом возрасте, а не просто ужас, как сейчас. Современные исследования показывают, что пиком экспертной позиции является 70 лет. В этом возрасте открываются дополнительные способности мозга к взвешенной и непредвзятой оценке, которой мы в силу своего возраста лишены. Опыт пожилых людей – это ценность, и к этому важно относиться как к ценности.

Я вообще в этот проект вступила, потому что меня берет оторопь от того, что говорят мои друзья. Какое-то время я жила в Краснодаре, и на юге пожилой человек – это важный человек, к нему ходят за советом, про него не забывают. Но в Москве не так. Здесь взрослый человек, если он не обзаводится друзьями, если дети не живут рядом, то он сам по себе. Мои друзья, которые выросли и живут в Москве, не то что боятся старости, они просто твердо решают, что им не нужна старость, то есть они просто не хотят доживать до этого возраста. Потому что есть страх перед унижением, а старость у них ассоциируется с бабушками с медалями героев труда, стоящими у метро. И молодые люди, которые сейчас ездят на машинах и ходят по ресторанам, не готовы потерять это однажды и жить на пенсию. Они не видят позитивных примеров старости. Термин «возраст дожития» – это такая эмоциональная концепция, к которой люди не хотят иметь никакого отношения. Но если уже сейчас сформулировать, что бы вы хотели делать в старости, то ужас пройдет. Старость может быть эмоциональной, крутой, насыщенной, даже освобожденной от социальных обязанностей. Ты все уже сделал, к тебе нет никаких вопросов, и ты можешь заниматься только тем, чего ты хочешь на самом деле. Так что старость – это такой момент истины: есть ли у тебя интерес хоть к чему-то, кроме выживания? И если он есть, то у тебя все будет. Если нет, то да, это возраст дожития. По сути старость – это самый честный возраст, это только про тебя и про полное управление своей жизнью.

Если человек ни во что не верит и ищет себе оправдания, можно говорить, что он старый, даже если ему 18. А есть «Серебряные волонтеры», которым по 70, но они не старые. Вопрос только в том, что нам осталось придумать слово, которое поможет развести внутреннюю старость и внешнюю.

На данный момент система культурной политики Москвы не доносит, даже не ставит задачу донести до пожилых людей информацию так, как им бы было это комфортно. А им комфортно получать районные газеты, приглашения по почте. А у нас про мероприятия для пожилых пишут в социальных сетях или в интернет-изданиях. Нужно все это менять.

Фото: Facebook, Игорь Гавар