Леонардо ДиКаприо: «Всегда буду чувствовать себя изгоем»

2016 год принадлежит Леонардо ДиКаприо – вне зависимости от того, оценит ли киноакадемия «Оскаром» его подвиги в «Выжившем» (на днях он получил за роль в этом фильме «Золотой глобус»). После четырех номинаций в этом году шансы звезды наконец заполучить заветную статуэтку высоки, как никогда. Трудно вспомнить актера, которому приходилось переживать то же, что вынес ДиКаприо на съемках этой брутальной драмы о мести, главный герой которой, охотник Хью Гласс, переживает нападение медведицы и предательство товарищей, погребение и лютый мороз. Девятимесячные съемки в Канаде и Аргентине получились столь выматывающими, что некоторые члены съемочной группы описывали их как «ад наяву».

На съемках «Выжившего» вам пришлось многое перенести – вы даже ели сырую бизонью печень. Вы правда это сделали?

Да, съел. Потому что фальшивая печень, которую мне дали, не была похожа на настоящую. Артур, актер-индеец, с которым мы играли в этой сцене, целый день ел настоящую сырую печень – мне же всучили огромный кусок пластилина. Я должен был тоже попробовать. Пару раз откусил и… В общем, моя реакция на сырое мясо попала в фильм. Инстинкты!

Насколько сложно было сниматься – по шкале от одного до десяти?

На все десять. Но мы знали, на что идем. Знали, что никакие спецэффекты нас не спасут. Каждый понимал, что подписывается на опыт уровня «Фицкарральдо» или «Сердца тьмы».

Вы снимали на природе. Были ситуации, когда съемки оказывались на грани срыва из-за погоды?

Весь фильм! Холод стоял собачий, причем каждый божий день. У меня, чтобы греться между дублями, была специальная машина, похожая на гигантскую сушку для волос с восемью трубками — я ее называл осьминогом.

Вы вообще много времени проводите на природе?

Да, особенно люблю бывать в местах, не тронутых человеком. Это почти религиозный опыт – съездить на Амазонку, где цивилизации нет на тысячи и тысячи километров.

В своих путешествиях вы не раз оказывались на волосок от смерти: пережили атаку акулы в Южной Африке, до этого – нераскрывшийся парашют во время прыжка. Что чувствуешь в такие минуты?

Тобой вдруг овладевают примитивные, базовые чувства. Это не более драматично, чем получить штраф за парковку. Думаешь только: «Черт, почему сегодня? Я еще так молод, столько всего впереди». Нет никаких откровений, только резкое желание выжить.

То есть жизнь перед глазами не пролетает?

На самом деле, пролетает. Пару раз у меня проносились в сознании глянцевые фото собственной жизни – такое и правда бывает. Именно так и случилось в ситуации с парашютом.

А пережив близость смерти, вы перестали ее бояться?

Нет. Я по-прежнему очень боюсь умереть.

Что для вас будет значить победа на «Оскаре»?

Честно? Я никогда в своей работе не думал об «Оскаре». Ни разу моей мотивацией не было желание получить какую-нибудь награду. Ты просто пытаешься отдать фильму все, что можешь, стараешься выложиться. И это все.

Вас впервые номинировали на «Оскар», когда вам было всего 19 лет, за роль в «Что гложет Гилберта Грейпа?». Речь тогда заготовили?

Нет! Я абсолютно не был готов. Думал, что у меня нет ни одного шанса. Если бы меня вдруг наградили, это была бы катастрофа.

Вы выросли в плохом лос-анджелесском районе и не раз говорили, что в детстве ощущали себя изгоем. Это чувство с годами ушло?

Какое там! Я всегда буду чувствовать себя изгоем. Марти Скорсезе такой же. Он вырос на нью-йоркских улицах и всегда считал себя чужаком в Голливуде. Мне все детство давали от ворот поворот кастинговые директора. Я чувствовал себя самым большим изгоем на свете, думал, меня никогда никуда не возьмут. У меня было дурацкое представление, будто однажды наступит день, когда они найдут меня, благословят и объявят: «Теперь ты в клубе, ты часть элиты, ты избранный».

Теперь чувствуете себя избранным?

Еще как! Мне невероятно повезло.

Какой из своих ранних ролей вы гордитесь особенно?

«Жизнью этого парня». Это было 25 лет назад. Мне было 15, и я до сих пор помню каждую мелочь. Все было для меня таким новым. Мало что повлияло на меня так, как работа с Робертом Де Ниро, возможность каждый день наблюдать за ним на съемочной площадке.

Люди говорят, что быть актером и быть кинозвездой – две разные работы. Кажется, вы в последние 10–15 лет всеми своими фильмами пытаетесь расстаться с «работой звезды». Это так?

А мой подход к фильмам, в которых я хочу играть, не изменился. Я и в 15 лет выбирал роли по тем же принципам, что и сейчас.

И «Титаник»?

С «Титаником» я хотел отвлечься от независимых фильмов, в которых тогда в основном играл, и попробовать что-то новое. Это была хорошая возможность, чтобы потом проще получать роли, которые меня по-настоящему волновали. Возможно, я просто с годами стал лучше отличать хороших режиссеров и стоящие сценарии. Хочется верить, что как актер я с тех пор вырос, но тип кино, в котором я хочу играть, точно остался тем же.

Что вы сейчас думаете о тех годах, о Лео-мании?

О чем?

О Лео-мании. Так в интернете называют годы после выхода «Титаника», когда все были от вас без ума.

На самом деле? Это было сюрреальное время. Очень странное. Я даже взял перерыв на пару лет, потому что все это было слишком тяжело выносить. Нужно было перезагрузиться, переоценить приоритеты.

Вам 41 год. Что еще не успели сделать?

Прямо сейчас у меня один план – немного отдохнуть.

Вы поддерживали президента Обаму, часто выступаете за сохранение природы. О карьере в политике не задумывались?

Даже не знаю. Последние два года я работал над документальным фильмом о глобальном потеплении. Если для того, чтобы привлечь больше внимания к этой проблеме – а я считаю ее важнейшей в истории человечества – нужно занять какой-то общественный пост, то я за. Но речь необязательно о карьере в политике как таковой. Чтобы поменять подход к климату, мы должны действовать сообща, простые люди и группы, которые бросают вызов системе. Перемены могут идти только от людей. Нельзя надеяться на то, что политики сами все решат.

«Выживший» довольно пессимистично смотрит на мир: люди причиняют друг другу страдания, а природа к ним безучастна. Вы сами пессимист?

Это интересный вопрос для меня как для борца за защиту окружающей среды. В «Выжившем» мы оглядываемся на время, когда рывок на Запад сопровождался уничтожением природных ресурсов, гибелью индейских племен, срубленными лесами, разработкой нефтяных месторождений. Смотришь на эту эпоху и думаешь: «Боже, как же жестоки мы были!» Но мне интересно, что люди будущего скажут о нашем сегодняшнем времени. Мы прямо сейчас уничтожаем природу и убиваем целые биологические виды со скоростью, прежде не виданной. Я только что вернулся из Парижа с конференции о глобальном потеплении. Если мы и сейчас не придем к решению этой проблемы, то нас ждет невероятно мрачное будущее.

Получается, что вы все-таки пессимист.

Нет. Надеюсь, что мы как биологический вид все-таки способны учиться на ошибках. Но в человеческой природе есть что-то очень разрушительное, это правда.