Привет, ковбой: почему мы снова смотрим вестерны?
От Тарантино и Иньярриту до «Строго на запад» и «Джейн берет ружье» – как жанр вестерна воскрес из мертвых.
«Мы все помним, как вестерн умер у нас на глазах», – заявил в прошлом году, предрекая будущую смерть супергеройских фильмов, Стивен Спилберг. Живой классик, конечно, льстит массовой культурной памяти, но именно вестерны в качестве примера скончавшегося жанра он приводит не случайно – ни один другой жанр, включая сверхпопулярные до Второй мировой мюзиклы, не выходил из моды так решительно. В золотой для вестерна век, то есть в 1940–1960-х, о ковбоях, индейцах и фронтире снимали по 140–160 фильмов в год. За все 1990-е вышло 148 картин о Диком Западе. За все 2000-е – 142. Вестерн, пользуясь его же мифологией, превратился в жанр-призрак, обитаемый лишь маргиналами и перекати-полем.
Почему вестерн в свое время умер? Ответ очевиден – во второй половине 1960-х колоссальные перемены сотрясали не только Голливуд, но и весь мир. Прежний герой американской культуры – бравый, готовый преступить закон, но не понятие справедливости, стрелок в десятигаллоновой шляпе – перестал отвечать духу времени и служить идеальным выразителем американских ценностей. Более того – сами эти ценности оказались поставлены под вопрос.
«Непрощенный», реж. Клинт Иствуд
Конечно, жанр умер не сразу. Роберт Олтман и Сэм Пекинпа, Сэм Фуллер и даже в определенной степени Серджо Леоне привели на Дикий Запад моральный релятивизм – сделав прежнюю арену сражений между цивилизацией и варварством полем еще более тяжелой, моральной борьбы, не поддающейся предыдущим простым разрешениям. Ковбой оказался растерян – а в 1980-х, во времена рейгановского ренессанса американской мечты, начал становиться и ненужным: его сменили бравурные супергерои боевиков и комиксных экранизаций. Когда Клинт Иствуд в 1991-м снял «Непрощенного», пообещав больше никогда не возвращаться на Дикий Запад (и впоследствии сдержав слово), это посвящение схваткам былых времен смотрелось завещанием жанру.
Вестерн, будто подключенный к автомату искусственного дыхания, вернулся туда, откуда начинал свою историю – в гетто категории «Б»
Не то чтобы после «Непрощенного» Голливуд вовсе перестал браться за вестерны – но, за редкими исключениями, большая их часть либо не окупалась в прокате, либо изначально и не стремилась к иному успеху, кроме фестивального. Вестерн, будто подключенный к автомату искусственного дыхания, вернулся туда, откуда начинал свою историю – в гетто категории «Б», телевизионных мыльных опер и периферии общественного интереса. В последние десять лет, чтобы с этой периферии выйти на первый план, ему требовались авторские сверхусилия – например, перенос канонических жанровых раскладов в реалии мексиканских нарковойн («Старикам тут не место» братьев Коэн) и их сгущение до кромешного душевного мрака. Или – уход в безжизненные условия постапокалипсиса («Дорога» по тому же Кормаку Маккарти). Или – переворот, 50 лет назад мыслимый только в блэксплотейшне, который Квентин Тарантино осуществляет, делая темнокожим главного героя своего ремейка «Джанго» .
«Джейн берет ружье», реж. Гэвин О'Коннор
Не нужно, впрочем, отличаться особенной наблюдательностью, чтобы заметить: 2015-й вполне может стать годом, который впоследствии мы будем вспоминать как год возрождения жанра. Тот же Тарантино с «Омерзительной восьмеркой» и Иньярриту с «Выжившим», вышедшие из инди-сегмента индустрии и замеченные широкой публикой «Костяной томагавк» и «Строго на запад» (на этой неделе – в российском прокате), грядущие «Джейн берет ружье» Гэвина О’Коннора и «Братья Систерз» Жака Одиара, ремейк «Великолепной семерки» и сэндлеровская пародия на него «Смехотворная шестерка» – все они не только добираются до проката, но и рассчитывают на кассу, награды и звездные актерские составы, каких жанр не видел со времен того же «Непрощенного». Что же изменилось?
Изменился, причем стремительно, окружающий нас мир. Конфликт цивилизации и варварства, попытка примирить импульс к расширению рубежей с порядком и гуманистической моралью – темы, которые в последний раз были актуальны между двумя войнами (Второй мировой и Вьетнамской), вдруг вновь начали выходить на первый план. Питавший ковбойский жанр энергией беззаветный патриотизм 1940–50-х был сокрушен разочарованием Вьетнама – и с тех пор по большому счету на Дикий Запад не возвращался. Его средоточием в 2010-х стали – с поправкой на глобализацию – фэнтези, фантастические дистопии и комиксы: именно здесь в последние несколько лет обретались герои, готовые ради благой цели вроде спасения человечества от хаоса и апокалипсиса идти на насилие и разрушения.
«Джанго освобожденный», реж. Квентин Тарантино
Но только, как предсказывал Спилберг, конец супергеройского кино тоже не за горами – жалобы на однообразие, предсказуемость и несокрушимость комиксных бравых молодцев слышны все чаще и чаще. Главные премьеры 2016-го и вовсе уже сталкивают лбами самих мстителей в масках (причем и в фильмах Marvel, и DC Comics) – этот жанр начинает пожирать сам себя. Параллельное возвращение больших авторов (как те же Тарантино, Иньярриту, Одиар) и больших толп зрителей к вестернам сигнализирует о том, что дух текущего времени возвращается на Дикий Запад. Судьба человечества уже вряд ли будет зависеть от глобальных, судьбоносных столкновений суперсил, какие подразумевает супергеройское кино. Но вот локальные конфликты – и всеобщие беды (глобальное потепление, возвращение проблематики «человек – природа») – становятся все важнее. Вестерн с его одиночеством всадника посреди равнин и разворачивающимися будто на краю света схватками позволяет эти проблемы и события кристаллизовать, а значит, осмыслить.
Cовременный вестерн уже не может отличаться той же моральной простотой, как фильмы Джона Форда
При этом, конечно, современный вестерн уже не может отличаться той же моральной простотой, той же ясностью границ между добром и злом, как фильмы Джона Форда и сериал «Одинокий рейнджер». Дикий Запад, рифмуясь в этом смысле с современной Сирией или даже этническими гетто больших городов, теперь куда чаще становится ареной столкновения всех против всех, как в «Омерзительной восьмерке» Тарантино и «Костяном томагавке» Крэйга С. Залера. Или же именно бесчеловечные условия среднеамериканских просторов XIX века оказываются идеальным пейзажем для оды о силе человеческого преодоления – будь то тяга к жизни («Выживший») или трансформирующая все вокруг мощь любви («Строго на запад»). Опустевшие ландшафты Дикого Запада, сама их каноническая дикость снова могут служить материалом для драмы – что неудивительно на фоне вновь переживающего столкновение с чудовищной дичью мира.
«Строго на запад», реж. Джон Маклин
Не стоит забывать и о том, что условно костюмный жанр вестерна все равно всегда будет реалистичнее фантастики и фэнтези. Кларк Кент с Тони Старком могут претендовать на роль выразителей борьбы с мировыми проблемами – но им, в сущности, никогда ничего не угрожает. Чтобы убить ковбоя, хватит и одной пули – а значит, вестерн куда лучше современных экшенов способен озвучивать одну ключевую проблему. Сверхспособностей у человечества, как бы оно ни пыжилось прогрессом, по-прежнему нет – поэтому борьба с новыми волнами варварства и дикости не обойдется без жертв, и жертв массовых. «Строго на запад», тонкий, романтичный вестерн британского дебютанта Джона Маклина, будто чувствуя этот потенциал жанра, заканчивается одой всем, кто за полтора часа экранного времени на западе этого конкретного фильма погиб. За ними, будьте уверены, последуют еще десятки героев – свой запас патронов вестерн, как видно, еще далеко не расстрелял.