Алексей Каллима: «Чтобы захотелось выйти из темноты, нужно в нее погрузиться»

Расскажите про ваш проект: откуда взялся лес?

Как-то он вырос из меня. Я до этого путешествовал, в какой-то момент у меня было очень дремучее душевное состояние, и я его сравнил с дремучим лесом, начал его рисовать и погрузился в него. Теперь блуждаю среди живописных визуальных ощущений и пытаюсь уйти от вопроса «почему»: на него нет ответа. Лес не отвечает на вопросы, он их поглощает. Это утопический проект, безумный с самого начала. Огромное количество пространства я превращаю просто в лес и продолжаю это делать, хотя мог бы остановиться.

Он выглядит довольно жизнерадостно.

Я не специально делал лес таким позитивным. Это эксперимент — я сначала сам не знал, каким он будет, но теперь стараюсь его делать все более темным. Мне кажется, все общество погрузилось в дремучесть в последнее время, и мне хочется завести зрителей в чащу. Чтобы появилось ощущение необходимости выхода, нужно идти от противного: чтобы захотелось выйти из темноты, нужно в нее погрузиться.

Что станет с лесом, когда вы его закончите?

Я надеюсь выйти из леса. Мне кажется, приятно заблудиться где-то, а потом все-таки выйти.

А при чем тут Пси? Почему ваша выставка так называется?

Этот проект — растянутый психоделический и живописный опыт, а Пси — это буква, которая используется в словах, отвечающих за внутренний мир человека.

До того, как прийти к живописи и к «Пси», вы работали с нонспектакулярным искусством и с графикой — углем и сангиной. С чем связаны переходы между этими этапами?

Я ищу стратегию полной свободы. В какой-то момент я исчерпал уголь и сангину как технику, и захотелось заняться цветом. Мне не хотелось быть только художником-графиком, хотя я и нашел свой метод.

Вы почувствовали, что чего-то не хватает, чтобы реализовать идею?

Любой проект начинается с поиска того, чего не хватает в культурном поле. Сейчас в нем нет возможности получить удовольствие от живописи как таковой, от ее формальных свойств.

То есть от ее красоты. Сейчас можно говорить об этом?

Об этом стыдно было говорить лет 15 назад, когда считали, что живопись умерла. А сейчас как раз началась новая волна живописи, и мне нравятся формалистические эксперименты, в первую очередь с цветом.

То есть вы возвращаетесь к классической живописи?

Я использую техники, которые были когда-то. Я не собираюсь поворачивать потоки времени.

Вообще может существовать возврат назад?

Ради бога, хоть куда. Сейчас такая культура, что одновременно можно быть в будущем, настоящем и Средневековье: не нужно что-то отрицать, чтобы чем-то заниматься.

Вы учились на классического художника?

Да, я учился в художественной школе, а потом в училище. По моему лесу видно мою школу, хотя тогда за такой лес мне бы двойку поставили — какой-то розовый он, синий…

В прошлых интервью вы говорили, что в середине 1990-х вы прониклись левацкими идеями. Это до сих пор так?

Да, я левый по своим убеждениям. Вообще среди художников леваков больше, чем среди всех остальных, потому что художники больше представляют образ светлого будущего и прекрасный мир гармонии и счастья. И к этому взывают.

Каков для вас этот утопический мир?

Это мир анархии, где люди осознанно друг другу помогают: я, например, что-то рисую, а вы — сапожник — делаете сапоги, и мы меняемся и строим некапиталистический мир. Потому что мне кажется бесчеловечным, когда материальные ценности пытаются диктовать условия жизни.

Сколько нужно художников, чтобы построить идеальный мир?

Вообще художники должны войти в список необходимых элементов национальной безопасности, вроде как запас кукурузы. Художников должно быть много, и они должны купаться в удовольствиях, устраивать вечеринки, а не сходить с ума каждый поодиночке на кухне и впадать в депрессию. Вообще быть художником — это ненормальное состояние: люди что-то ищут, проводят эксперименты, обмазываются краской или делают инсталляции из гвоздей. Хотя побольше бы таких ненормальных. Ведь если искусства в обществе нет — то это общество недостойно того, чтобы в нем находиться: у него потеряна область сознания, связанная со свободой.

Алексей Каллима. Пси

До 10 марта в галерее Риджина