Аня Желудь: «Живопись – вещь бесполезная, а вот в горшок можно насыпать соль»
В галерее «Гридчинхолл» 26 марта открывается выставка «Хуже, чем ничего» Ани Желудь — одного из самых титулованных молодых российских художников, участницы Венецианской биеннале и лауреата главной российской премии современного искусства «Инновация».
Аня известна работами из гнутого железного прута – из него она строит целые квартиры с мебелью и всеми предметами обихода в натуральную величину. В «Гридчинхолле» она пошла дальше: тут есть «Ландшафт» – полноценная деревня с десятками домов, правда, в уменьшенном виде. Работы Желудь – искусство на первый взгляд неяркое и неброское, зато очень осмысленное. Художница объяснила Time Out, в чем смысл и красота железных прутьев.
О названии и сомнениях
«Выставка называется “Хуже, чем ничего”. Знаете, есть такое выражение “Лучше, чем ничего”? Например, нет плиты в доме, но наши какую-то и поставили – все лучше, чем ничего. В последнее время у меня все как-то нескладно идет: пропала уверенность в себе, непонятно, нужно ли делать выставки. Пропал внутренний жар, когда хочется расшибиться в лепешку, чтобы сделать работы и показать их, когда “надо делать” существует на уровне потребности организма. Сейчас у меня внутри не жжет, и, начиная экспозицию, я думала, что получится как с этой плитой – все лучше, чем ничего. Но в то же время я сомневалась: может быть, ничего – это все-таки лучше, чем непонятно что? А то, что у меня получится, – это хуже, чем ничего?»
О работах
«Центр экспозиции – инсталляция “Ландшафт”, деревенский пейзаж, сваренный из ржавых металлических прутьев. Тут есть несколько десятков домов и рядом с ними кладбище. Это этюд с натуры – я отталкивалась от своего окружения.
Есть еще серия “Ежовые рукавицы” – колючие железки, из которых как будто сотканы предметы женского рукоделия: прихватки, мочалки, сумки. Это характеризует события моей жизни последнего времени, отношения с человеком, с которым я жила: наши не срастающиеся никак характеры, постоянные нервы и трения, тяготение друг к другу и в то же время жуткое отторжение».
Об интерпретациях
«Очень здорово, когда произведение рождает смыслы само по себе – когда художник не навязывает свое единственное толкование, а когда зритель сам трактует, его воображение работает, возникают новые ассоциации».
О переезде в деревню
«Сейчас я живу в деревне Аринино под Гжелью. Я туда перекочевала в 2011 году. Обстоятельства сложились таким образом, что я сначала переехала из Питера в Москву, потом человека, с которым я жила, не стало, и остался дом в деревне. Можно было вернуться в Петербург, но в деревне у меня мастерская – и я осталась.
Для меня местная деревенская жизнь, когда надо воду носить из колодца, топить печь и баню по-черному, не нова: я половину детства провела в таком бытовом формате. Выросла я в Питере, но мой отец занимался охотой, и мы часто уезжали в деревню, а потом он обзавелся там участком. Все бытовые дела – это, конечно, ерунда, но очарование в этом наблюдать в последнее время мне надоело. Я до сих пор влюблена в это место, но находиться только здесь – это, наверное, неправильно. Ну и есть большой контраст с Москвой: невозможно из этой бани по-черному прийти на вернисаж».
О том, что и так понятно
«В работе “Ландшафт” рядом с деревенскими домами – кладбище. Для меня было удивительно, что оно в реальности здесь так близко: получается такое непосредственное соседство живого и неживого. Мы же все понимаем, что смерть везде присутствует. Так что “Ландшафт” – об этом. Хотя это и так понятно».
Об общении
«Художник без среды и общения не может: его формируют другие художники. Сейчас я выпала из среды, но все-таки у меня еще есть запас предыдущего опыта жизни и общения – до сегодняшнего дня его кое-как хватило. И работа в “Гридчинхолле” для меня как раз важна, чтобы пообщаться, повидаться, напитаться чужой энергией».
Об учебе
«Сначала в Питере я была в училище на отделении станковой живописи – это совсем академическое образование. Там я уже начала вместо зеленых деревьев рисовать красные. Так получалось, что днем я рисовала то, что надо, прикидывалась правильным художником, а ночами потихоньку делала то, что хочется. Это было неприятно морально и тяжело физически, так что я ушла из училища и где-то полгода просто болталась с этюдником по городу. Потом я поняла, что мне не хватает студенческой среды, и пошла в Муху (Петербургскую художественно-промышленную академию им. Штиглица – прим. Time Out) на керамику, чтобы работать с объемом: мне интересно было перейти от работы с поверхностью холста к пространственным вещам.
Еще на тот момент я понимала, что живопись – вещь бесполезная. А вот керамический горшок – в него можно насыпать соль, положить конфеты: это утилитарная, нужная человеку вещь. Правда, когда я начала делать горшки, стала кидать их об пол – они сминались, и я собирала из них коллажи и объекты».
О планах
«Я хочу походить в Гжели по заводам, может быть, договориться с кем-то из директоров и сделать, например, “сервиз от Желудь”. Я хочу делать полезные вещи».
Аня Желудь
Хуже, чем ничего
26 марта – 15 мая, галерея «Гридчинхолл»