1580 швабр и мотоцикл с коляской: это Валерий Чтак
О Валерии Чтаке пишет Википедия, он катается на скейте, мыслит образами на чужих языках и сопровождает читателей Time Out по своей персональной выставке в ММОМА. Называется она «В моем случае — ни в коем случае».
Если вы привыкли разглядывать музейные таблички с заумными объяснениями и толкованиями дольше, чем сами произведения, на персональной выставке Валерия Чтака в ММОМА вас ждут проблемы — никаких табличек здесь нет, а сам художник убедительно просит не гнаться за призрачными смыслами. Но трудности нам не страшны: Time Out прогулялся по «В моем случае — ни в коем случае» вместе с самим художником.
Филиал ММОМА в Ермолаевском переулке устроен причудливо — осмотр выставок здесь начинают с верхнего этажа. Последуем этому правилу (в последний раз за весь визит) и вызовем лифт — уже здесь нас ждет изящный русский бунт: Чтак написал своем имя прямо на стенах кабинки, да еще на непонятном непосвященному обывателю грузинском языке. Территория отмечена — даже в музее уличный художник чувствует себя как дома.
На верхнем этаже разместилась мастерская Чтака — вернее, ее фантом. Весь этаж разбивают стены со свежими работами, а вокруг толпятся баночки с краской, валяются обрывки газет и прочий строительно-творческий скарб. Чтак расписал стены всего за несколько дней: «Почти всегда на больших выставках я работаю уже на месте. Конечно, я за то, чтобы тратить на каждую работу больше времени, но так тоже неплохо — мое высказывание не замыливается».
Почти все росписи Чтака щеголяют странноватыми фразами: «Семидесятых не было уже лет сорок», «Внутри», «Я не хочу на это смотреть». Среди них имеется и «В моем случае — ни в коем случае», название выставки. «Красиво звучит? Это смешная фраза. Все задают себе вопрос: а что это значит? «В моем случае ни в коем случае» вселяет растерянность, неопределенность. Если мне повезет, человек унесет ее с собой с выставки и, может быть, начнет использовать в жизни. Иногда так бывает: у меня есть работа «Я не знаю, я из Москвы» — многие стали ее цитировать. Тут вообще много всякий странных фраз. Например, «Внутри» — что внутри? Внутри чего? Не ищите очевидных смыслов, они возникают сами». Банальных аллюзий здесь действительно лучше не ждать — даже силуэт человека в шляпе оказывается не магриттовским персонажем, а портретом куратора Алексея Масляева. Не попадитесь!
В «мастерской» развешаны небольшие рисунки разных лет — Чтак останавливается у одного из них. Перед нами неказистый одинокий домик в горах. «Кто вообще скажет, что это Чтак? Инфантильная хипстерская картинка. Многим кажется, что это и есть свобода: живешь в горах, вокруг красота. Но на самом деле такая жизнь — это тяжелый труд».
Идем дальше. Этажом ниже нас ждет тотальная инсталляция — все выставочное пространство оккупировали швабры. Да-да, именно они. Их здесь, на минуточку, 1580 штук. Приколоченные друг к другу, прозаичные палки превращаются в завораживающе красивый абстрактный ландшафт. В дебрях деревянного леса притаился старый мотоцикл с коляской: «Это напоминает мне фильм «Апокалипсис сегодня» — герои едут по джунглям, непонятно, что вообще происходит. Побеждает иррациональность».
Почему именно швабры? Конечно, мы можем пофантазировать: Чтак говорит, что и ему самому, и его матери однажды пришлось поработать уборщиками: «Все эти советские швабры, выжимания тряпки имеют для меня эмоциональный подтекст». Но дело не в этом, а в красоте — бессмысленной и беспощадной. «Почему? Зачем? Какая разница — посмотрите, как это круто. Полторы тысячи висящих в воздухе швабр! Как пел Андрей Миронов в фильме «12 стульев»: «Пусть результат не виден до поры, вы оцените красоту игры». Дальше уже детали», — смеется Чтак.
«Так, что у нас здесь?» — говорит Чтак и дергает одну из струн, натянутых между стенами. Усилитель разносит по залу пронзительный брутальный звук. Можно пойти по накатанной дорожке и припомнить чеховский звук лопнувшей струны или, на худой конец, музыкальные эксперименты Джона Кейджа. Но мы снова совершим «поворот не туда». «Это странная для меня вещь, непонятно, что ее именно сделал я. Техника проста — никаких секретов. Единственный вопрос: зачем это нужно? Искусство, хоть и не всегда, может показать то, что, в общем-то, не очень нужно видеть. Или слышать». Итак, перед нами снова не хитроумный символ, а скрытная красота. На этот раз — красота звука.
По обе стороны от струн ютятся подростки-скелеты. Двое из них разглядывают странную надпись — Чтак направляется именно к ним. «А вот эти ребятки — как раз конкретная метафора. Между ними по-грузински написано «Радек». Так называлась группа, где я начинал свою карьеру. Почему грузинский? Потому что он непонятен большинству посетителей. Таким был и «Радек» с 2000 по 2005-й — непонятным всем, кроме нас самих. Теперь он остался во мне только воспоминанием, поэтому и ребята эти — скелеты, мертвецы», — объясняет художник.
Покидаем андеграундных мертвецов и спускаемся на скейт-площадку. Чтак встал на доску еще в 90-х. Годы спустя она стала для него как средством передвижения, так и бессменной альтернативой бумаге, холсту и стене — в ММОМА висит с десяток расписанных скейтов. Рядом стоит рама для скейтбординга, которую Чтак представил на Манифесте в Санкт-Петербурге. Если вы — скейтер, вам повезло: по арт-объекту можно кататься. Но Чтак направляется не к раме, а к менее масштабной, спрятавшейся за углом работе. Кажется, что на стене висят два скейта, но вот незадача: у одного настоящая только дека, у другого — колеса, а все остальное нарисовано художником. «Это центральная вещь в этом зале. Я — именно об этом. Кататься на этом невозможно. Можно или нарисовать, или привинтить. Это абсолютно нерационально, но выглядит неплохо, да?».
Выставка подошла к концу: пора покинуть музей с ощущением полной победы нерационально прекрасного над скучной обыденностью, острым желанием приобрести скейтборд и заевшей в голове фразочкой: «В моем случае — ни в коем случае». А Валерий Чтак, тем временем, подводит к одной из своих досок каких-то немецких туристов: «Это Йозеф Бойс — самый гениальный художник в мире!». Что ж, заезжих немцев ждет немало эффектных сюрпризов.
