Саша Власова: «Художник — это исследователь»

Предметный мир обычного человека скучен и крайне однообразен: изо дня в день все одно и то же. Картины же московского художника Саши Власовой полны удивительных вещей и персонажей. Здесь есть кикиморы, динозавры, несвежие Дюймовочки, грустные скелеты и веселые скелетессы, антропоморфные птички, гигантские рюмки на крышах Садового кольца… Оксана Царевская, арт-директор Alpert Gallery, в стенах которой проходит выставка «Чужие сны», побеседовала с художником, чтобы успокоить встревоженную общественность и выяснить, откуда что взялось.

Каждая твоя картина содержит историю. Где ты их берешь?

Мой учитель Анатолий Кузнецов советовал искать сюжеты в голове. Но часто что-то с виду незначительное может натолкнуть на интересную идею или образ — встреча, прогулка, рассказ, даже история из чьего-то сна. Сюжетов полно, они повсюду, только нужно смотреть вокруг внимательно.

И когда же ты видела в Кремле динозавров?

Я знаю: считается, что динозавры вымерли. Но в том, что они прогуливаются в Кремле, ничего странного. Этот сюжет подарил мне один известный художник, у него были видения, когда он находился в состоянии белой горячки. Правда, у меня подозрение, что это было все-таки прозрение, и не исключено, что они там бродят и сейчас. Только мы их не видим, а ему вот повезло.

«Посетители». 2010 г.

Очень удобно списать эту фантазию на чью-то горячку, но помещая стадо динозавров, пусть с виду сытых и безобидных, в Кремль, ты не могла не предполагать, что реакция может быть, мягко говоря, напряженной. Все-таки это не просто архитектурный памятник, а один из ключевых символов государства.

Когда рисовала не предполагала. Потом мне, конечно, объяснили… Знаешь, меня не пугает, а даже нравится тот факт, что этот образ вызывает различные трактовки. Значит, картинка дает повод для размышлений и новых фантазий.

Ты родилась в СССР, успела побывать пионеркой, и, судя по твоей картине «Рассвет», представляешь, как выглядит советский герб. Ты снова использовала мощный символ, правда, уже несуществующего государства. Была художественная необходимость?

Этот герб был символом светлого будущего огромной страны. Исчезла страна, а герб остался символом нашего светлого будущего. Почему бы обитателям моего сказочного болота — половозрелой Дюймовочке, жабе и стрекозе — не проснуться под жизнеутверждающими лучами такого солнца?

«Рассвет», 2014 г.

Каталог символов, к которому художники обращаются, довольно обширен. Но ты пока не трогала богатейший раздел, посвященный христианской символике. Почему?

Наверное, чувствую дистанцию. Помню, в академии был курсовик — написать работу по библейской теме. И я сразу «сбежала» в Ветхий завет — сделала триптих «Райский сад»… А потом, если брать христианскую символику, то тогда уж надо писать иконы.

В твоих работах много сказочного, и иногда — пугающего. Любишь страшные сказки?

Я люблю Гомфана, Гоголя, Эдгара Алана По и, конечно, русские сказки: Василису Премудрую, Курочку-Рябу, Крошечку-Хаврошечку, Марью-Моревну, Гуси-Лебеди. Любая сказка — страшная, потому что в ней тайна, а человек боится непонятного. А вот художник таинственное любит и исследует.

Ряды водочных бутылок в твоих натюрмортах выглядят очень знакомо. Когда знаменитый Джорждо Моранди, воспевший, наверное, все виды и формы бутылок, уставал от назойливых вопросов, он отмахивался и говорил, что рисует не бутылки, а соборы. Что же рисуешь ты?

Моранди, говорят, из студии вообще не выходил. А мне интересна живая архитектурная форма — и башни Кремля, и московские высотки, и здание мэрии с одним горящим окошком в ночи. Скорее, мои бутылки — это просто кем-то недопитые бутылки внутри пестрой московской застройки.

«Столичная-Московская», 2013 г.

Складывается впечатление, что образный ряд художника Власовой почти не содержит мужчин (если только в виде скелетов). Они вообще-то существуют?

Вот не согласна с тобой. В моем образном ряду, и как художника и как не художника, мужчины имеются. И еще какие! Но рисовать, я по большей части люблю красивое, а не умное.

И каково тебе в мире живописи, который является преимущественно мужским?

Мужчины, и правда, шире мыслят, видят объем, так что женщинам в живописи, особенно монументальной, сложней приходится. Женщины вообще для другого вида творчества созданы. Исключений мало, но все же есть. Мне нравится Зинаида Серебрякова. А из современниц — Татьяна Назаренко. Но, все же должна признаться, мужчин-художников, чьи работы вдохновляют, побольше будет — Энгр, Гейнсборо, Магритт, Дельво, де Кирико, Гелий Коржев.

Есть рабочий режим или приходится ждать, когда придет муза?

К музе я сама прихожу. Мы так договорились. Поэтому и режим свободный — когда есть возможность просто поселяюсь в мастерской и пашу днем и ночью без перерыва.

За творчеством коллег по цеху следишь?

Последние пять лет я работала в МСХ: раз в неделю участвовала в организации выставок в Старосадском, сама как куратор сделала несколько экспозиций. Думаю, у меня была неплохая возможность понять, чем живет московский художественный мир. Сейчас на чужих вернисажах бываю реже. Но я, кончено, понимаю, что для художника очень важна тусовка. Это часть его работы.

Наверняка, для тебя важно, чтобы работы продавались. Ты знаешь, кто твой покупатель?

Важно, конечно. Я радуюсь, когда кому-то оказывается близок мой взгляд на вещи. Получается, что покупатель — мой единомышленник. У меня была большая работа «Знаки Зодиака», написанная по стихотворению Николая Заболоцкого. Там присутствовали и лешачихи, и толстозадые русалки, и, страшно вспомнить — «гамадрилы и британцы, ведьмы, блохи, мертвецы»… Женщина, купившая эту картину, оказалась обладательницей прекрасного чувства юмора — сказала, что разместит ее в спальне.

«Черная кошка», 2013 г.

Как думаешь, допустим ли в творчестве коммерческий расчет?

Расчет допустим — что-то пишется сразу для себя, что называется «в стол», а потом неожиданно продается. Но рисовать «фотообои», чтоб гарантировано продать, не пробовала — неинтересно. А вообще, художник — это не просто творец с горящими глазами, это еще и ремесленник, профессионал. В нынешние времена «современного искусства» часть ремесла, профессии, умения выбросили за ненадобностью. Современники подзабыли, что тысячи мировых шедевров написаны гениями прошлого не просто с коммерческим расчетом, а на заказ. За деньги.

Известный коллекционер и хирург Михаил Алшибая шутит (а, может, и не шутит), что гениальный художник — это художник с психиатрическим диагнозом. Художник должен быть хотя бы слегка «не от мира сего», чтобы быть настоящим?

Ему, как врачу, однозначно виднее! А если серьезно, то ложное равенство «гений — душевнобольной» давно стало общим местом, и, как всякая банальность, изжило себя. Предсмертное сумасшествие Ван Гога примеряют на себя разные неуравновешенные, драпируются в безумие, чтоб выглядеть гениями. Художник, и вообще любой творец — это собранность, интеллект, мастерство, воля и идея.

Традиционно считается, что для художника очень важны школа, учитель. Это так?

Абсолютная правда. В Академии живописи Университета Нестеровой, которого, к сожалению, уже не существует, мне очень повезло с учителями. Их было трое, и все гениальные: Вадим Кулаков, Сергей Алимов, Анатолий Кузнецов. Абсолютно непохожие, у каждого своя философия, свой взгляд и свои идеи, порой совершенно противоположные. Не попасть под влияние всех троих было бы странно. Особенно поначалу, во время учебы, ведь любой яркий художник, когда начинает учить, невольно подавляет. Но рано или поздно проявляется свой стиль. Или не проявляется.

У тебя есть свои ученики?

Я преподавала около двух лет в Университете Нестеровой. Но, вообще, мне нравится заниматься с детьми. У меня есть мечта — построить на даче школу рисования для детей. Надеюсь, в этом году получится.