Режиссер Фрэнсис Уэйтли: «Дэвид Боуи быстро отвечал на письма, если вообще хотел ответить»
В начале июня британский режиссер и продюсер Фрэнсис Уэйтли представил на Beat Film Festival свой документальный фильм «Последние пять лет Дэвида Боуи». Для Уэйтли, более 25 лет работающего на «Би-би-си», это уже второй фильм о музыканте. В интервью Time Out Уэйтли рассказал про свои воспоминания о Дэвиде Боуи, работе на «Би-би-си» и о том, как он начал с нуля карьеру в 28 лет.
— Что привело вас на «Би-би-си» и в документалистику?
— Я начинал работать в сфере искусства. Работал на аукционные дома «Сотбис» и «Кристис» в Гонконге. Однажды я понял, что мне не нравится коммерческая составляющая искусства, но само искусство меня очень привлекает. Тогда кто-то сказал мне: «Почему бы тебе не пойти работать на телевидение? Будешь писать об искусстве и исследовать его, но тебе не надо будет его продавать». Это показалось мне хорошей идеей, и я написал в «Би-би-си». Попасть туда было очень трудно, потому что у «Би-би-си» всегда есть много желающих там работать. Я начал с позиции рядового офисного сотрудника, и это самая низкая позиция, на которую туда можно устроиться. Я заказывал канцелярские принадлежности и бумагу для всех остальных сотрудников. А потом я просто стал работать на то, чтобы продвигаться по карьерной лестнице.
— То есть вы бросили более высоко оплачиваемую работу ради стартовой позиции клерка, просто чтобы идти за своей мечтой?
— Да. Мне было 28 или 29 лет, так что я еще и был не так уж молод.
Режиссер Фрэнсис Уэйтли с сыном на фестивале Beat Film Festival в Москве
— О чем была ваша самая первая документалка для «Би-би-си»?
— Я начал с коротеньких фильмов длительностью по две минуты. Их делали молодые режиссеры отдела искусств, где я тогда работал. Тогда это был отдел музыки и искусств. И мне дали делать эти небольшие фильмы, и первым же человеком, который откликнулся на мои предложения был Дэвид Боуи.
— Насколько я знаю, вы долго поддерживали связь с Боуи. Как вы познакомились?
— Мой начальник сказал, что хочет, чтобы я сделал десять коротких фильмов. И я спросил его, как. Он ответил: «Найди какую-нибудь знаменитость, напиши ей и спроси, хочет ли она поучаствовать. Затем придумай небольшую историю». Ну я и написал Дэвиду Боуи. Я даже не уверен, что в то время существовала электронная почта, так что я написал ему обычное письмо. В ответ он позвонил мне и сказал, что хочет поучаствовать, и спросил, что для этого нужно сделать. Это был наш первый контакт. Кажется, это было 20 лет назад.
— Выходит, с ним было легко?
— Да, с ним было легко говорить по телефону. Но никто не мог сам ему позвонить, ни у кого не было его номера. Вы не могли позвонить Дэвиду Боуи. Когда он вам звонил, то телефон не определял его номер. Даже музыканты из его группы не знали его номер. Через несколько лет у него появилась электронная почта, и он дал мне адрес.
Я помню, как-то Боуи написал мне: «Только посмотрите, как он получает все эти награды за фильм, который сделан мной».
— То есть вы всегда должны были ждать звонка от Дэвида Боуи и быть достаточно везучим, чтобы его не пропустить?
— Да. Хотя я помню, как однажды он написал мне, а я ему не ответил. Думаю, он очень удивился. Кажется, я был тогда очень занят. Сам он всегда быстро отвечал на письма, если вообще хотел ответить.
— Так, а вот этот самый первый фильм, из-за которого вы написали Боуи. Как вы над ним работали?
— Мы вместе делали короткий фильм о британском скульпторе Ричарде Деверо. Для этого нужно было снять его работу — камень, на котором было выгравировано «Sacred». И я снял этот камень и так, и этак, сверху, каждую букву по-отдельности. Я подумал: «Что мне с этим делать? Я не понимаю, как мне это сделать». А потом Боуи написал для фильма стихотворение, добавил туда немного музыки, и вышло очень поэтично, получилось про жизнь и смерть, про то, что надо наслаждаться тем, что у тебя есть. Этот фильм показали всего лишь однажды, ночью, и его никогда не показывали снова.
— Получилось больше похоже на видеоарт, чем на документальный фильм.
— Да, точно.
— Британские музыканты часто так или иначе связаны с изобразительным искусством.
— Есть давняя традиция, согласно которой британские музыканты идут учиться в художественные колледжи.
— Насколько я помню, в истории Британии XX века был период, когда художественные колледжи стали доступными почти для всех, так что туда смогли поступить и выходцы из рабочего класса, и это помогло сформироваться большому количеству музыкальных групп.
— Да, верно. Особенно много музыкантов в художественных колледжах было в 1960-е. Кит Ричардс учился в художественном колледже. Пит Таунсен из The Who тоже. Дэвид Боуи не учился в таком колледже, но он создал свой арт-центр, Arts Lab, лабораторию искусств. Он всегда очень интересовался искусством, и он коллекционировал искусство. Я не знаю, что из себя представлял его арт-центр. Я думаю, там занимались не только изобразительным искусством, но и музыкой, и пантомимой. Боуи много занимался пантомимой.
Арт-лаборатория Дэвида Боуи находилась в Бекенхеме, пригороде Лондона, где Боуи жил с друзьями с 1969 года. В том же году своей компанией они устроили эту лабораторию в местном пабе The Three Tuns (теперь The Rat and Parrot). В арт-лаборатории проходили концерты, представления уличного театра, выступали поэты и танцоры, работали художники. (фото: Andy Hebden)
— Изобразительное искусство и музыка в Британии очень связаны. Вам легко было переключиться с искусства на музыку?
— Я работал с политическими темами и вообще с очень разными вещами. Я снимал про музыку, а потом я работал с Хилари Клинтон над темой жестокости к женщинам. Например, об изнасиловании как оружии войны и женщинах в рабстве. Ужасающие документальные фильмы. Мы работали над ними с Мадлен Олбрайт, Кондолизой Райс и Хилари Клинтон. С тремя Государственными секретарями США, которые сделали в своем время больше, чем другие политики.
— Вы феминист?
— Если под феминизмом подразумевается равенство на работе и тому подобные вещи, то да. Этому термину дают так много определений, он значит разные вещи для разных людей. Думаю, для молодого поколения он означает то же, что для меня, но для старшего поколения он был связан с понятием мужененавистничества. Я не верю в связь мужененавистничества и феминизма.
Боуи очень много читал. Даже когда у него был пик проблем с употреблением наркотиков в 1970-х.
— Вернемся к вашей работе с Дэвидом Боуи над вашими поздними документальными фильмами. Как это происходило?
— Я держал с ним связь, мы обсуждали идеи. Он хотел сделать серию из четырех больших документальных фильмов о британском искусстве под названием «Сто работ», в которой были бы показаны сто ключевых работ британского искусства XX века и их влияние на культуру. Он предложил эту идею «Би-би-си», но в «Би-би-си» идею высмеяли и расстроили Боуи. Он просил на реализацию совсем немного денег, но они отвечали, что не могут оплатить то, не могут оплатить это. Они сделали эту работу для него очень сложной, и так они делают для всех. Боуи сказал мне, что не может работать с моей компанией. «Я могу работать с тобой, но не могу работать с твоей компанией».
— «Би-би-си» такие сложные?
— «Би-би-си» — очень сложная и иерархическая организация. Это огромная компания, тогда в ней работало около 50 тысяч человек. Сейчас она гораздо меньше. Но она делает важную работу, и да, это не гибкая компания.
Так вот, Боуи сказал, что не хочет работать с «Би-би-си», но будет рад поработать со мной над чем-нибудь. И я предлагал ему разные идеи, а он говорил «да», «может быть», «не уверен». Мы оставались на связи, но потом настало время, когда он больше не хотел говорить. И, когда в Музее Виктории и Альберта решили устроить большую выставку, посвященную Боуи, я узнал об этой выставке от одного из моих прежних начальников, который когда-то встречался с одним из ее кураторов Вики. Я убедил «Би-би-си», что мы должны делать что-то одновременно с выставкой. К моему удивлению, они согласились. Дэвид Боуи знал, что я снимал фильм о нем, но он не хотел участвовать. Он немного помогал мне незримо и поддерживал проект в том плане, что когда музыканты его группы спрашивали, могут ли они поговорить со мной, он отвечал согласием. А в работе с ним это очень сложно, все должно проходить через его офис. Вокруг него было очень немного людей, это очень закрытый круг, и от них невозможно получить ответ, если он этого не хочет. За обход этого правила они могли получить наказание.
Фрэнсис Уэйтли — режиссер второго эпизода серии документальных фильмов «Би-би-си» «Семь поколений рок-н-ролла» об арт-роке, в котором упоминается Дэвид Боуи, The Velvet Underground, Pink Floyd, Genesis, Roxy Music и The Hype.
— Вы поклонник Дэвида Боуи и сняли о нем два документальных фильма. Как изменились ваши представления о Боуи после съемок?
— Мне всегда нравилась его музыка, и я смог понять лучше, как он был устроен. Думаю, он был выдающимся. Он очень много читал. Даже когда ему было 20 и он уезжал в тур, он брал с собой библиотеку. Не многие поп-звезды берут с собой библиотеку. У него с собой всегда была сотня книг. Даже когда у него был пик проблем с употреблением наркотиков в 1970-х, он все равно читал. Я восхищался им, потому что ему был очень интересен окружающий мир. Ему нравился «Спанч Боб», и он озвучил один из эпизодов. Ему также нравились женский американский футбол, опера и изобразительные искусства. Не было на свете чего-то, что ему было бы неинтересно, и он обязательно читал все, что мог, о том, что его интересовало. Он был очень хорош в том, чтобы выбирать группы. Он мог сказать про кого-то, что они будут известны за два года до того, как они действительно становились известными.
— Может ли сегодня появиться музыкант вроде Боуи?
— Сейчас музыкальная индустрия совсем другая. Если помните, он сделал несколько альбомов, прежде чем стать успешным. В сегодняшней музыкальной индустрии это невозможно, там не дают музыкантам время на развитие. Если ты не добьешься успеха быстро, то от тебя избавятся. Люди вроде него просто не выживут в таких условиях.
— Возвращаясь к документальным фильмам. Расскажите, как вы строите работу и как вообще работается в «Би-би-си».
— Я не учился в киношколе и не изучал медиа. Когда я устроился работать на «Би-би-си», там было полно людей, которые до этого не работали в медиа. Некоторые из них были журналистами, а некоторые — кураторами из галерей, возглавляли кинотеатры или были экспертами в других областях, а потом их купили, чтобы они рассказывали истории с точки зрения своего опыта. Я не уверен, что киношколы действительно кому-то помогают. Может, и помогают. В «Би-би-си» очень трудно устроиться и еще сложнее там удержаться. Мой первый контракт был на три недели, потом на семь недель, потом на 10 недель, потом на 3 месяца, потом снова на три месяца, и снова на три месяца. Из-за этого чувствуешь неуверенность, потому что всегда есть кто-то лучше тебя. И это мотивирует.
Я начинаю с вопроса о том, какую историю мы рассказываем в этом фильме. Если у вас есть сильная история, то получится хороший фильм. У производства фильма есть четыре сезона: исследование — это весна, лето — сами съемки, осень — монтаж, зима — постпродакшен и выпуск. Весна — лучший сезон, я люблю исследование. Исследование — это фантастика, тебе платят, чтобы ты снова учился, как в университете. Над чем бы я ни работал, я имею возможность работать с лучшими людьми. Я помню, как-то Боуи написал мне: «Только посмотрите, как он получает все эти награды за фильм, который сделан мной». Я бы сказал, награды получает история, заключенная в фильме, мне всего лишь нужно собрать его воедино. В мире все интересно. Нет скучных тем. В моем доме не существует слова «скучно».
— Дайте какой-нибудь совет о том, как работать с людьми?
Не скупитесь на комплименты. Есть много вещей, которые у меня получаются не очень, но зато у меня хорошо получается писать письма, которые заставляют людей чувствовать, что они особенные. Если вам удастся этого добиться, с вами будут работать. А также всегда обращайтесь ко всем по имени и смотрите им в глаза.