Дэмиен из dOP: «Я бы мог написать песню «Цветной бульвар»

— Для начала давай разберемся, что представляет собой dOP сегодня?

— На фестивале Signal это будет дуэт. Но уже в конце августа мы снова превращаемся в трио. Появляется новый участник Фабиен Лежер, он француз, раньше был звукорежиссером у Brian Jonestown Massacre. Мы с ним делаем музыку уже почти три года, теперь он наконец-то присоединится к dOP на сцене. Сначала с ним был сторонний проект — саундтрек для фильма — а недавно мы с Фабиеном и Джо [Джонатан Илель, вокалист] стали сочинять новые песни и постепенно собирать новую программу.
 

— Вы играете вдвоем с Джо с ноября 2016 года, когда Клемент написал прощальный пост в вашем фейсбуке. Почему он все-таки ушел?

— По личным причинам. Я не могу говорить за него. Но это были личные причины. Он устал от такого стиля жизни. От постоянных турне. Он захотел какого-то другого будущего для себя.

— У него есть новый проект?

— Я не знаю. Мы перестали общаться.
 

— Почти десять месяцев вы выступали вдвоем с Джо. Это ведь сложнее, чем выступать втроем?

— Поначалу да, конечно. У нас было всего несколько дней, чтобы адаптироваться к новой ситуации. Через три дня после его ухода началось турне по Южной Америке. И сначала было тревожно. Мы играли втроем почти 25 лет! У нас ведь была группа еще и до dOP. Мы делали музыку вместе с 12-13 лет. Поэтому да, это был стресс для Джо и меня. Многое надо было менять. Возникло много вопросов по поводу нашего будущего, по поводу нашей музыки. Но одновременно мы получили возможность осознать, как много значат для нас dOP, возможность ездить по миру и играть музыку, переживать эти моменты вместе с публикой. Когда Клемент остановился, мы поняли, насколько это все важно для нас.
 

— Музыка dOP изменится с новым участником?

— Конечно, изменится. Скажем так, это все еще dOP. Но Фабьен привносит что-то свое, меняется подача.
 

— Когда мы говорим о «стиле dOP», мы на самом деле не до конца понимаем, о чем именно идет речь. Ваши студийные записи сильно отличаются от ваших живых выступлений.

— Так и есть. И в этом смысле наша музыка теперь будет более похожей на живую версию dOP. В последние годы мы в основном импровизировали на сцене.

Живое выступление dOP на Boiler Room в 2014 году, еще до того, как Клемент ушел из проекта.

— То есть, вот эти ваши мощные шоу на Outline, в Boiler Room — это все импровизация?

— На 90 процентов. Именно это и делает наши лайвы особенными и уникальными. На Outline была полная импровизация. Нет, конечно есть какая-то композиционная основа. Есть структура, есть мелодия от Джо, но каждую песню мы начинаем играть с нуля. Почти ничего не записано в Ableton. Последние разы мы играли исключительно на драм-машинах и синтезаторах. Для лайвов мы арендуем, помимо прочего, [синтезатор] Moog Voyager. Используем [синтезаторы] Volca Keys, Korg MS2000 и инструменты, собранные нашим другом Moritz C. Но теперь будет немного иначе. Теперь мы будем стараться придерживаться записанных в студии композиций и воспроизводить этот звук на сцене. Ну, хотя бы поначалу будем стараться! А там посмотрим.
 

— Очевидно, что ты связан с Россией. Вы часто выступаете здесь, у вас множество российских друзей, ну а самое главное — у тебя жена из России и общая дочь.

— Да, мы назвали ее Агатой — чтобы имя было одновременно и русским, и французским и вообще интернациональным.
 

Дэмиен Вандесанд и его жена Агния Галданова, режиссер
 

— Стало быть, ты следишь за тем, что происходит на российской клубной и электронной сцене. Что ты скажешь о ее состоянии прямо сейчас?

— Я бы сказал, что электронной и клубной сцене в России существовать нелегко. Временами совсем сложно. Правительство оставляет мало пространства для этого. Это создает плохой имидж для России. С другой стороны, такая ситуация заставляет людей быть более креативными. Им приходится искать новые способы самовыражения и новые способы проведения вечеринок, уходить в андеграунд. И людям это нравится. Русские любят затяжные вечеринки длиной в пару дней. С музыкальной же точки зрения я бы сказал, что в России любят минимал. Не тек-хаус, а более интеллектуальные виды минималистичной музыки. Москвичи любят mental minimal house — румынских диджеев, лейбл Perlon и так далее. Ну и мрачное техно, конечно.
 

— Тебе определенно имеет смысл задать этот вопрос: какие из множества ваших российских выступлений запомнились больше всего?

— Мы были очень привязаны к питерскому месту под названием «Эфир». К сожалению, его уже давно нет. В Москве это, конечно, Arma17. Это был один из лучших клубов в мире. Мы играли и во многих других городах России, но в Москве и Петербурге у нас куча друзей, и выступления там всегда были особенными. Еще помню сумасшедшую вечеринку в «Лебедином озере» лет шесть назад. Из недавних запомнилось выступление на Hit Hat Rooftop в Петербурге — шикарное место. А так вообще я всегда буду помнить «Эфир» — там я встретил свою жену, и у меня до сих пор на шее висит вот этот медальон, который мне подарил владелец клуба. Еще я там познакомился с Григорием Гурьяновым из группы «Кино» и побывал у него в гостях. Мы вообще любим Санкт-Петербург. Ну, я и Агния это одно дело, но вот Джо, например, тоже в восторге от города.
 

— Что ты знаешь о фестивале Signal?

— Я знаю эту локацию [Никола-Ленивец]. У меня есть друзья, которые работали над некоторыми сооружениями, и они мне показывали фотографии. Выглядит шикарно. Я знаю, что этот фестиваль организовывают ребята из клуба «Родня». Мы в нем не играли — на Signal нас позвал BVoice. Это наш друг с самого начала, мы познакомились в Москве десять лет назад. BVoice и Анрилов. Они же познакомили меня с Агнией, когда мы приезжали на «Казантип» (это уже потом мы познакомились ближе в «Эфире»).
 

— Определенно, ты разбираешься в ночной жизни России.

— Мне кажется, я знаю ее лучше, чем парижскую. (Смеется.)
 

— Но может быть дело еще и в том, что в России больше всего происходит? Мне казалось, что в Париже меньше рейв-культуры, чем в Берлине и даже в Москве.

— Нет! Она не столь заметна, но она большая. В последние пять лет, по крайней мере.
 

— Куда ты посоветуешь отправиться в Париже, чтобы ее заметить?

— Прежде всего это клуб Concrete на лодке. Есть еще куча интересных мест и событий в пригородах Парижа, но ты должен быть инсайдером, чтобы знать их. Я уже не так сильно связан с Францией, мы переехали в Берлин семь лет назад. Стоит также сходить на фестивали Weather и Nuit Sonore. Мне кажется французы очень любят клубную культуру. И сейчас она набирает обороты.
 

— Как там обстоят дела с круглосуточными тусовками?

— Во Франции очень сложно получить разрешение властей на это. У клуба Concrete есть разрешение на 48-часовую вечеринку один раз в месяц. Но я думаю, правительство осознает, что это хороший бизнес, что это делает город более привлекательным для туристов, так что они движутся в этом направлении.
 

dOP в студии работают над новой музыкой

— Этим летом вы уже выступали в России на фестивале Alfa Future People. Ты что-то знал о нем? Как впечатления?

— Я не знал, что это фестиваль Альфа-банка, ха-ха, не сразу понял. Так что когда увидел логотип, то сильно позабавился — у жены есть их карта. Была ужасная погода, но мы с Джо оторвались на сцене по полной, прямо до оргазма. Были дожди, шторм, грязь, но люди угорали как надо. Да, это во многом EDM-фестиваль, но мы делили сцену с артистами близкими нам по музыке. В любом случае, с dOP мы давно решили, что можем играть где угодно. Мы одинаково хороши и в Pacha на Ибице, и в грязи в Глазго. Любая публика, любое место. Было здорово, прям как маленький апокалипсис.
 

— В более авторитарных и традиционных странах рейв-культура развивается особенным путем?

— Конечно. Именно так. Когда у людей меньше пространства для того, чтобы выразить себя, они начинают искать новые пути. У них больше потребности подчеркнуть свою индивидуальность, не быть лишь частью толпы. Советские времена тоже провоцировали людей на большую креативность. Поэзия, музыка, мультфильмы, кино. Людям приходилось изощряться, чтобы их искусство одобрили. Поэта могли убить за стихотворение, так что слова приходилось подбирать очень осторожно. Приходится быть более умным. На Украине сейчас немного другое: они не уверены в своем будущем, это тоже накладывает отпечаток. Нет ощущения безопасности, есть бедность. И здесь тоже возникает крутая субкультура, взять хотя бы объединение «Схема». В Польше артистам тоже приходится выступать против, вопреки властям. Восток — динамичная культура.
 

— На Востоке самые крутые рейвы и динамичная культура, но жить ты предпочитаешь в Берлине.

— Да. Я восхищаюсь этим городом. Я восхищаюсь способностью людей жить вместе и быть толерантными по отношению друг к другу. Это очень щедрое и дружелюбное общество.
 

— Какие места ты порекомендуешь в Берлине? Куда пойти приезжему чтобы что-то понять о местных вечеринках?

— Прежде всего, ему следует сходить в Berghain, чтобы открыть свой разум. Ну, это классика. Сейчас мне очень нравится Sisyphos. Еще Heideglühen — очень классное место, популярный клуб, куда очень сложно зайти — надо знать людей. Он похож на Берлин старых времен, там тусуются более взрослые люди. И порой я все еще люблю завершать уикенд в Club Der Visionaere. Там всегда можно найти хороший момент, особенно если встретишь друзей. Это прекрасный город, если ты хочешь тусоваться, то просто продолжаешь, продолжаешь и продолжаешь зимой и летом, весной и осенью, днем и ночью.
 

— А помимо вечеринок?

— Мы любим ходить в Берлинскую филармонию или в старый кинотеатр Babylon Cinema в Фридрихсхайне. Не надо забывать, что в этом городе прекрасная музейная культура. Взять тот же Hamburger Bahnhof. Ландвер-канал ночью. Мне очень нравится расположенная на его берегу больница в Кройцберге, где родилась наша дочь. Очень сентиментальное для меня место в Берлине. Ну и если говорить о романтических местах, то все таки Renate — мы же там поженились.
 

— Очень современно.

— Это же Берлин. А вообще, самое романтическое место — это Кройцберг.
 

Клип на трек «Melancholia»

— Ок, а твои любимые места в Москве?

— Я прожил у Агнии в Москве почти девять месяцев, и это было на Цветном Бульваре, так что я очень люблю эти места. Конечно, теперь они мне кажутся очень романтичными. Я бы мог написать песню «Цветной бульвар». Еще ресторан «Пушкин». Я понимаю, что для москвичей это клише, но там реально вкусно. И это маленькое озеро… Патриаршие пруды, да! Парк Культуры, конечно.
 

— В общем, в Москве тебе нравятся именно современные места.

— Да, потому что Москва — современный город. Если сравнивать Москву и Петербург, то я скажу, что Москва — современный город, который приветствует будущее. Он полон этой советской энергии, мечтами о будущем. Реализм, технологии. А Санкт-Петербург это город истории, культуры, российских корней.
 

— Корней? Санкт-Петербургу же всего 300 лет.

— Да, но я имею в виду политические корни России. России как империи. Это же все Петр Первый — до него в России не было структуры. Петр Первый является великим визионером вашей страны. Его мечта, его видение этой империи до сих пор существует.
 

— Тебе нравится идея империи?

— Нет, но России нравится идея империи. Мы просто наблюдаем. С каждым днем я знаю российскую культуру все лучше и лучше. Русским нравится идея империи. Мечта Петра Великого. Это как мечта Наполеона. Все эти вещи имеют отзвук в жизни простых людей. А Петр мечтал об этой огромной нации. Современной, сильной, технически подкованной. Она все еще к этому идет.
 

— Твои любимые места в Петербурге?

— Удельная. Это район моей санкт-петербургской семьи, то есть мой район. Да, это не так романтично и далековато от центра, но это мой район. Мне нравится воскресная барахолка и Буддистский Дацан. Вообще, в Санкт-Петербурге собраны потрясающие образцы архитектуры сразу трех религий: Дацан, Мечеть и Казанский собор. Романов молодец, что разрешил строить огромные здания представителям других религий в столице православной империи. Вообще, Санкт-Петербург — один из самых красивых городов мира. Как Париж, как Венеция. Одно из самых красивых рукотворных созданий человечества. Берлин мы любим за другое, за недостроенность, за несовершенство. Но когда ты приезжаешь в Париж или Санкт-Петербург, ты сразу такой «вау!». Например, когда плывешь по Неве ночью. Еще я люблю то, что вокруг Петербурга — например, Финский залив. Я не жил в этом городе, хотя провел там очень много времени. Сейчас я живу в Берлине, но мой второй город моего сердца, после Парижа, это Санкт-Петербург. Приехать туда — это почти как приехать домой.