Волшебный фонарь: 5 историй московских сказочных домов

Англиканская церковь Святого Андрея

Но когда британская община в 80-х годах прошлого века заказывала проект архитектору Ричарду Ниллу Фримену, построившему едва ли не половину зданий Ливерпуля, там и предположить не могли, чем станет их храм в будущем.

Максимум, чего могли ожидать подданные британской короны, заставшие революцию – что церковь превратится в какой-нибудь склад. Склад здесь, конечно, тоже был (этой участи не удалось избежать ни одному храму в СССР), и общежитие было, и дипломатическое представительство.

Но в 1960 году сюда въехала всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия» — и голоса под сводами храма Святого Андрея зазвучали громче, чем в те дни, когда тут были орган и кафедра. Дом Бога стал домом сказки.
Здесь записывали все истории, под которые советские дети засыпали, ели кашу или чинно сидели кружком в садиках – от «Гусей-лебедей» до легендарных «Али-Бабы и сорока разбойников» и «Алисы в Стране чудес». Оба проекта считались крайне сомнительными, а второй так еще и антисоветским. Оба разошлись чудовищно огромными тиражами, «Алису» вообще допечатывали каждый год вплоть до распада страны.

Сюда приходил работать Николай Литвинов – едва ли не главный «голос детства» в стране. Если бы он вдруг наведался в пятый класс любой школы или в цех любого завода, его могли не узнать в лицо – но после первого же «Здравствуйте» немедленно все присутствовавшие до единого попросили бы автограф. Здесь, в условиях идеальной храмовой акустики, работали для малышей и взрослых Владимир Высоцкий, Олег Анофриев, Вениамин Смехов, Армен Джигарханян, Клара Румянова, Мария Бабанова, Ростислав Плятт и другие. Здесь придумали детский мюзикл – гениальную вещь, благодаря которой у нас есть «Бременские музыканты», «Маша и Витя против Диких гитар» и «Приключения в стране Мульти-Пульти», где отлично сочетаются кросовер и интерактив, а герои то и дело ломают четвертую стену.

Сейчас «Мелодии» больше нет – она исчезла вместе с СССР. Пластинки тех времен до сих пор слушают во всех уголках России. А церковь святого Андрея снова стала церковью – в 1994 году, по просьбе королевы Елизаветы. Если пройти мимо вечером, можно увидеть, как красиво и тепло светятся окна этого сурового здания – точно так же, как светились окна домов от Сочи до Норильска, где включали по вечерам сказки «Мелодии».

Дом Перцовой

Когда они взялись строить здание для своей галереи, Цветков понял, что его собственная галерея тоже уже никуда не помещается, и решил, что называется, вставить полотна в соответствующую раму. Проект ему делал Аполинарий Васнецов, брат того самого художника Васнецова, на картинки которого мы завороженно смотрели в детстве в книжках с русскими сказками. В результате на Пречистенской набережной встал дом-ларец с сокровищами живописи внутри.

Это присказка, а сказка начинается с того момента, когда дом Цветкова увидел Петр Николаевич Перцов, инженер-железнодорожник, хваткий, но честный предприниматель и большой любитель искусства. Его состояние было не особенно велико в сравнении с Третьяковыми или Цветковым, но коллекцию Перцов собирал и активно покровительствовал художникам. В доме-ларце его потрясла не столько архитектура, сколько удачное расположение самого здания. Довольный Цветков пообещал показать участок не хуже, и даже помочь в его получении. Помог. Перцов объявил конкурс на проект в русском стиле, и авторитетное жюри, сформированное им из выдающихся архитекторов, даже выбрало все того же Аполинария Васнецова… но сам инженер взял другие эскизы – в стиле русский ампир. Автором был Сергей Малютин – тот самый, что иллюстрировал потом детские книжки Михалкова, Пушкина, Житкова и Маяковского. Тот самый, что придумал и лично расписал вот это.

 

Доводить проект до ума и строить взялся автор Московской соборной мечети Николай Жуков. Милютин отвечал за все внутреннее убранство. Перцов же лично руководил всеми работами, то и дело внося коррективы, причем строго по делу, и совершенно увлек всех процессом до такой степени, что дом был готов за 11 месяцев, в 1907 году. Сказочные сроки – учитывая, каким был этот дом. Сейчас за столько не строят даже типовую многоэтажку при всех достижениях науки и техники. Перцов въехал с семьей в большую квартиру на втором этаже. Внизу, как он и планировал, располагались студии для творческой интеллигенции.

Желающих снять тут помещение можно было выстраивать в очередь – оплата была не особенно велика. Перцов никогда не заботился только о заработке – в Москве его звали, например, Генералом Белых ромашек за активное и постоянное участие в акции Дня белого цветка. В этот день по всей России в огромных количествах продавали ромашки, а все собранные деньги отдавали в помощь больным туберкулезом.

Дальше случилась война, а потом революция и дом национализировали. Перцова за попытки спасти от разграбления храм Христа-Спасителя арестовали, но выпустили через несколько месяцев. До конца жизни он прожил в коммунальной квартире и тихо умер там в 1937 году своей смертью – в отличие от Льва Давыдовича Троцкого, который занимал бывшую квартиру Перцова и принимал от гостей комплименты за свой тонкий вкус.

Оценить этот вкус сейчас почти невозможно: в здании располагается одно из подразделений МИД России. Но снаружи можно спокойно разглядывать и майоликовую мозаику нижегородской артели, и сову в виде спящей трубы, и резные каменные столбы, и трех сказочных птиц, охраняющих входы в дом: Гамаюна, Феникса, Сирин.

Театр кукол Сергея Образцова

Через 10 лет на торжественном открытии Сергей Владимирович на голубом глазу сказал высоким гостям из правительства СССР следующее: «Когда эту коробку передали нам, торжественно объявили, что 7 ноября 1967 года мы покажем здесь первый спектакль. Сегодня — 15 декабря 1970 года. Но вчера я узнал из "Вечерки", что строители закончили все работы на две недели раньше намеченного срока. Вот я, беспартийный дворянин, хотел бы воспользоваться вашим присутствием, чтобы выяснить, почему мы систематически ничего не успеваем сделать вовремя, но потом каким-то образом оказывается, что все планы выполняются досрочно?»

Труппа театра потратила много сил на то, чтобы современное, но холодное и безликое здание театра стало тем местом, куда дети и взрослые будут приходить за радостью и теплом. Хуже всего было с фасадом – очень длинным, очень ровным, очень серым. Оживить его было решительно нечем. Тогда Образцов вспомнил, что в Праге вокруг бьющих курантов Староместской ратуши собирается огромная толпа, и все внимательно следят за двенадцатью апостолами и золотым петухом.

В СССР апостолов сменили сказочные герои, сидящие каждый в собственном домике. Дороже этих часов, наверное, были только те, что на Спасской башне – и дело даже не в сусальном золоте, а в том, сколько труда вложили 50 мастеров в это чудо всесоюзного значения. А оно было именно всесоюзным: показ самого демонстрируемого на телевидении спектакля «По щучьему веленью» каждый раз предварялся криком петуха. Часы указывали на 12, и под мелодию «Во саду ли, в огороде» открывались все окошки с куколками из стеклопластика. Увидеть это своими глазами мечтали многие дети. В Москве устроить себе сказку просто – надо прийти к зданию театра.

Каждый час открывается только один домик: одиннадцать утра в Москве до сих пор зовут «часом Волка», потому что как раз в 11:00 часы Образцова показывали волка. В это же время в гастрономе рядом начинали продавать спиртное. Всех часовых обитателей можно увидеть только в полдень. Но если уж доберетесь сюда, то зайдите внутрь.

В этом неказистом, даже уродливом снаружи доме живет волшебство, изумительное ощущение чуда, какое бывает только в детстве. Каждая кукла в местном музее видела больше, чем многие настоящие люди, и у каждой своя история. Например, Гурвинек 1945 года — то есть переживший войну.

Кукольник Йозеф Скупа, который придумал этого любознательного, наивного и серьезного мальчишку, был вместе с ним арестован за антифашистский спектакль «Да здравствует завтра» в Пльзени. Вообще-то спектаклей было три, но пока в гестапо разобрались, о чем были эти простенькие метафоры… в общем, в 1944 году их забрали втроем — Скупу, Гурвинека и его отца Скейбла. Человек оказался в тюрьме в Дрездене и сбежал оттуда чудом, прежде чем его отправили в лагерь смерти. Куклы остались лежать в железном ящике гестапо. Потом война кончилось, Скупа снова открыл свой театр и переехал с ним в Прагу. Гурвинеку поставили памятник. А кукла из пражских спектаклей стоит за витриной музея в огромном театре для маленьких людей.

Кафедральный собор Святых Петра и Павла

В отличие от британской, немецкая община долгие годы после революции была довольно влиятельной, и потому собор не закрывался. Его конец наступил только в 1936 году, когда по обвинению в шпионаже арестовали и расстреляли пастора Александра Штрека, а вместе с ним и весь церковный совет. Здание после этого пустовало два года, затем там открыли кинотеатр, а потом в бывший собор въехала студия «Диафильм».

С конца 30-х и до начала девяностых это было самое дешевое, доступное и простое развлечение для детей. Проектор, аналог «волшебного фонаря», был если не в каждом доме, то уж точно у многих, и лучшим временем вечера был момент, когда кто-то из взрослых выключал свет, направлял луч на стену и начинал читать историю под пощелкивание крутящейся ручки. Позже стали выпускать аппараты, похожие на маленький телевизор – в нем сказки смотрели не на стене, а на экране. И как пластинки озвучивали лучшие актеры своего времени, так диафильмы делали лучшие художники. Сейчас их эскизы хранятся в музее кино: самые старые – «Сказка о царе Салтане» и «Конек-горбунок», самый последний — «Как мальчик к Северному ветру за своей мукой ходил»

Диафильмы редко когда можно было просто взять и купить в магазине. Чаще всего их заказывали через каталоги почты (точно так же, кстати, заказывали пластинки). Стоила баночка с цветным диафильмом 30 копеек – это если текст был на самой пленке. Иногда диафильмы выпускались с книжкой – так было уже дороже, да и купить труднее. Самыми труднодоступными были диафильмы с прилагающейся пластинкой. Но мало кто жалел, если такого чуда не было: когда папа читает сказку сам, а мама обнимает за плечи — намного лучше. Или, к примеру, вечером в детском лагере отдыха: снаружи барабанит дождь, 15 человек кутаются в одеяла, а шестнадцатый, всем на зависть, меняет кадры, помогая вожатой.

В 1992 году «Диафильм» смело ветром перемен, и этот же ветер внес прихожан лютеранской церкви обратно в Старосадский переулок. Только собор было уже не узнать: изуродовали его для нужд производства сказок тоже сказочно. Пришлось сносить понастроенные внутри этажи, восстанавливать алтарь, мраморный пол и витражи, весь фасад с окном-розой – хорошо, что дореволюционных изображений было более чем достаточно. Пиком реставрации можно считать поставленный на место шпиль высотой в 64 метра, который снесли перед Всемирным фестивалем молодежи и студентов в 1957 году.

Теперь собор – снова собор, причем один из самых красивых в Москве. Диафильмы в России больше не делают, зато в сети можно найти множество оцифрованных копий тех сказок, на которых выросло примерно четыре поколения. Картинки даже перематываются так же, со щелчком – только теперь это щелчок мышки.

Особняк Рябушинского

Дом скорее не от мира сего: четко разделенный на мир подводный, земной и небесный, с ядром-основой в виде удивительной лестницы, похожей на морскую волну, с витражами и узором из звезд по красной глине. Все здесь было символом, аллегорией духовной жизни хозяина, Степана Рябушинского: за театральной броскостью интерьера и планировок скрывался подъем в предельно аскетичную молельню.

Старообрядцы двести лет были гонимы государством, и не соблюдали в быту правил своей веры – они держали внутри ее суть, как сердце. Выходец из старообрядческой семьи, предприниматель, банкир и меценат Рябушинский всю жизнь собирал иконы. Дом на Малой Никитской он тоже строил не только для своей семьи, но и для древних святых. И поскольку коллекция Рябушинского была самой большой во всей Москве, можно сказать, что нигде не было такой концентрации заступничества. Ее хватило, чтобы Рябушинские успели покинуть охваченную революцией страну и не пропали в Италии: Степан Михайлович, верный себе, основал там не только текстильное производство, но и общество «Икона», которое проводило выставки и занималось научными работами. Из покинутого дома вынесли всех святых и в 1931 году, как в клетку, вселили сюда «Буревестника революции». Он как раз из Италии и вернулся.

Максим Горький не любил этот особняк – слишком роскошный, слишком просторный, смущающий. Но отказаться тоже не мог: для молодой Страны Советов он, первый пролетарский писатель, был кем-то вроде апостола и первоучителя коммунизма. Так что Горький находился под неусыпным сталинским надзором, а надзор проще всего было организовать в огромном здании. Писатель в конце концов смирился – у него было слишком много работы. Ему надо было создавать литературу для детей и для начала – спасти от травли старого знакомого и молодого поэта Самуила Маршака. Тому как раз со страниц всех газет рассказывали, что он разлагает детей своими космополитичными выдумками.

Эффект от заступничества Горького был таков, что Маршака не просто оставили в покое, а сделали главой Детгиза – редакции, которая должна была создать культуру детского чтения в СССР.

Она была создана – в Петербурге, где Маршак всего за несколько лет собрал совершенно фантастическую команду авторов и иллюстраторов. Без Маршака не было бы Гайдара, который понятия не имел, что умеет писать, не было бы Бианки, писавшего тогда очень плохие стихи. В первый же год работы издали 168 книг для детей, постоянно выходили легендарные уже журналы «Чиж» и «Еж». Но этой фабрике детства все равно приходилось отбиваться от критики и травли, звать на помощь, и она всегда приходила из Дома Рябушинского в Дом Зингера. В 1937 году оба дома опустели почти одновременно: Горький умер – и оставшаяся без заступничества редакция была мгновенно разгромлена. Измученный Маршак вернулся в Москву, чтобы восстановить Детгиз, и это ему удалось.

Дом-символ человеческой природы и души стал музеем Горького. Туда можно прийти в любой день: побродить, потрогать выглаженные тысячами рук перила потайной лестницы и тихо попросить помощи у святых и людей, которые тут жили.