Очень странные дела: 7 спектаклей, в которых непросто разобраться

В этом спектакле все в норме. Но норма здесь из ряда вон выходящая. А что еще могло получиться при скрещении талантов таких провокаторов, как Максим Диденко и Владимир Сорокин? Реалии поздних советских лет сконцентрированы до гротеска и уплотнены до брусочка с надписью «Норма», употреблять которую следует каждому добропорядочному жителю страны. Физический театр, свойственный Диденко, накладывается на литературу Сорокина. Советская монументальность достигает апогея. Ушедшая, да не совсем эпоха преображается, как в кривом зеркале и распадается на фрагменты-скетчи от смешно шаржевых до ужасно страшных.

И снова Сорокин. Его «что-то вроде пьесы» Юрий Квятковский поставил как многоканальный спектакль, в котором каждый зритель может выбрать интересующую его сюжетную линию, не вставая с кресла. Для этого перед началом в специальной комнате взамен на отпечатки пальцев выдают наушники с тремя каналами. Один соответствует тому, что происходит непосредственно на сцене за огромными стеклами усадьбы новых русских, а два других — параллельной жизни, виднеющейся на экранах охранного наблюдательного пункта. Все это поначалу похоже на подглядывание за чужой красивой, но бестолковой жизнью, пока в реальность не вторгаются полумифилогические полумистические существа — они начинают эту реальность крушить, и зрители оказываются не снаружи, а внутри процесса.

В спектакле Андрея Могучего, поставленном по произведениям Романа Михайлова и одноименной сказке Алексея Саморядова, все раздваивается и расслаивается. Главный герой — Андрей, которого играют сразу два близнеца Павел и Данила Рассомахины. Его жизнь — в психиатрической лечебнице и после нее, когда он вырывается на свободу, чтобы найти свою одноклассницу, приходящую к нему в мечтах царевной-лебедью. Декорации Марии Трегубовой — поднимаясь, один черный задник обнаруживает за собой точь-в-точь такой же второй, а затем и третий. Наконец, окружающий Андрея мир, в котором действительность и сказка существуют сначала параллельно, а потом наслаиваются друг на друга, пока потусторонний мир не поглотит реальность.

У Петровых все не так, как у нормальных людей. Они гриппуют. И под высокой температурой их мир искажается до неузнаваемости. Ставя роман Алексея Сальникова, Антон Федоров сделал главное — абсолютно точно передал ощущение температуры 39,5. Практически не выходя из голубого троллейбуса, герои перемещаются в пространстве и времени, оказываются то дома, то в библиотеке, то на кладбище. Жар бросает их из перестроечных 80-х в лихие 90-е. Разобраться в этом горячечном бреду практически невозможно. Отдельные фрагменты, начиная только складываться в цельную картину, рассыпаются вновь. Петрова с упоением убивает. Петров-старший отказывается есть суп с бесполым существом по имени Пашка. А Петров-младший и вовсе раздваивается. Ложные финалы сменяют один другой, только обещая скорое выздоровление.

Спектакль Кирилла Вытоптова — сплошной парадокс. Драматург Саша Денисова соединила памятник древнерусской литературы с реальными историями из жизни ЧОПа. Эпос, хоть и не все время, то и дело звучит из уст хора охранников неведомого предприятия. Они стараются произнести его с чувством, толком, расстановкой, и не потому, что такие культурные, а по требованию опять же неведомого женского голоса сверху. Это одно из испытаний при приеме на такую же неведомую работу. Слова о походе князя, как заклинание, переносит их в полусказочный мир, а точнее будто открывает волшебные врата и впускает персонажей былины к себе. И становится очевидным, что эта служба и опасна, и трудна.

В музыкально-поэтической антиутопии Юрия Квятковского о стране Лебедянии поэзия способна любого гадкого утенка-гастарбайтера превратить в прекрасного лебедя-гражданина. Неотличимые друг от друга роботоподобные чиновницы с механическими движениями, будто подчиняющимися стихотворному ритму, принимают экзамены по стихосложению у нерадивых «прозаиков». За час с небольшим на сцене что только не происходит: любовь, убийство, предсказания, запой, стихи, песни и пластические номера. И несмотря на то, что герб с двуглавым лебедем и с камерами наблюдения вместо голов стращает своим нетонким намеком, спектакль выглядит как остросоциальный анекдот, где слезы проступают разве что от смеха.

Культовый роман 90-х Виктора Пелевина Максим Диденко транспонировал в разножанровую трехактную постановку, где хаос и иррациональность побеждает повествование и разум. Первая часть — рок-концерт в кабаре «Музыкальная табакерка», где исполняются песни на стихи персонажа романа и спектакля Петра Пустоты. Вторая — драматическая, в которой герои в поисках «вечного кайфа» переживают психоделический трип в сумрачном лесу. И третья – пластическая, в которой группа в полосатых купальниках исполняет околоритуальные танцы и переделанные в мантры советские песни. Соединяя восточную философию, музыку, пластику, технологичность и немного «дури», создатели достигают того, чего ищут их персонажи — полного катарсиса.