«День, когда я умру». Памяти Эдуарда Лимонова
«День, когда я умру, станет днем национального траура». Так сказал Лимонов в интервью Юрию Дудю — и умер в разгар мирового кризиса и пандемии, когда каждый боится попасть в братскую могилу статистики. Кончина Лимонова — не повод для всеобщей скорби, тут он польстил себе, как и всегда. Это скорее повод для размышлений о том, что останется после.
После Лимонова осталось море легенд — о запрещенных джинсах, сшитых для Окуджавы и Неизвестного, о приснопамятном негре, о безграничной свободе творчества, ради которой можно пренебречь всем, даже фактами. Остались книги, в которых фактура реальности ощущается так, будто трогаешь ее чужими руками — свои такого не почувствуют, — и только через какое-то время приходит осознание ловушки: читаешь не книги, читаешь человека. Последняя книга — «Старик путешествует» — выйдет в издательстве Individuum в апреле 2020 года.
Глупее вопроса «какие у вас творческие планы» только вопрос о творческом методе.
Его методом был Эдуард Лимонов — и содержанием был он же, всегда, вне зависимости от жанра. Войны в Югославии и Абхазии, многочисленные женщины, соратники по партии — все они были Эдуардом Лимоновым, и больше никем. Все, что он не мог назвать собой, отторгалось быстро и просто, исчезало, словно и не было.
В день, когда Лимонов умрет, его назовут великим русским писателем. Есть у смерти такой побочный эффект. Сравнение с Толстым, забавное при жизни, теперь выглядит правомерно: оба стремились к невероятным обобщениям, оба пасли народы, оба пытались жить, как писали.
Только векторы были разные: у одного непротивление злу насилием, пасторальная лошадка и крестьянские школы, у другого «Черный список народов», русская цивилизация от Владивостока до Гибралтара, захват Минздрава и Сургутнефтегаза силами бритой агрессивной молодежи. Толстой, когда хотел, смирял себя — Лимонов вообще не знал, что это такое. Так честнее. В день, когда Лимонов умрет, мало кто вспомнит его нацболов: о покойном либо хорошо, либо никак.
Помнит ли кто-то сейчас главный запрос той молодежи, которой некуда было девать себя от избытка нищеты и силы, — дайте нам что-то, во что можно верить? И не только молодежи: в начале нулевых не было ни одного издания, которое не публиковало бы заметок о том, что Россия вот-вот задохнется от сытости, что Конституцию необходимо менять, пока нация, самый цвет ее не погиб в пустом круговороте «ремонт-розовая рубашка-Турция».
Это был крик мужчин, у которых закончились войны. Дед Лимонов, пишущий всем собой роман о войне, стал для них чем-то вроде отца — абсолютно легендарного, сочетающего в себе командира революционной конармии, старика Хэма и циничного европейского интеллектуала в длинном кожаном плаще.
Национал-большевистскую партию с ее дремучим национализмом запретят не сразу — только когда все они перестанут быть актуальными и перейдут черту, причем не раз.
Самое громкое и удивительное из того времени: сорок нацболов захватили приемную Администрации президента — «незаконный захват и удержание власти» и 20 лет тюрьмы переквалифицировали в «участие в массовых беспорядках», большинство получили условные сроки. Чувствуете, как холодит пальцы пластиковый стаканчик? Слышите, как кричит испуганный боец Росгвардии? Вечному Питеру Пэну войны, Лимонову просто нечего было делать в мире повзрослевших Пропавших Мальчиков. От него нам осталась история, ощущение эпохи, которой все мы были свидетелями — но помним ее так, словно это был сон, в основном дурной. Словно перелистываем книгу или скролим страницы википедии, бесконечно переходя по ссылкам, дрейфуя на волне памяти.
Последняя запись в ЖЖ Эдуарда Лимонова:
«Я заключил договор на новую книгу. Книга называется „Старик путешествует“. Она уже написана».
И закрыта.
