Эдуард Лимонов 10 лет назад: «Я старый человек, и у меня предпочтений уже не осталось»
17 марта 2020 года ушел из жизни Эдуард Лимонов. Известный писатель и политик также писал стихи — в 2010 году он выпустил сборник «А старый пират…» и дал интервью корреспондентке Time Out. Разговор, конечно же, закончился рассуждениями о революции.
«Старым пиратом назвал меня Тьерри Мариньяк — приятель парижских лет, — пишет Лимонов в предисловии к сборнику. — В книге читатель найдет стихи моим любимым деткам и злой красавице-жене, подружке Е. и подружке Н., и даже московскому градоначальнику, преследующему поэта судебным иском в полмиллиона».
Кто такая злая красавица-жена — понятно. Это актриса Екатерина Волкова, которая родила Лимонову сына Богдана и дочь Александру, а теперь они расстались, и отец скучает по детям. Кто такие Е. и Н. — сказать трудно, но они молоды, горячи и хороши собой — во всяком случае, такими они предстают в стихах «развратного старца, педофила» (это не я сказала — это автометаописание легендарного Эдички).
Нет, конечно, «Пират» не только про секс (сам Лимонов иностранное «секс» не любит, предпочитая ему русское слово «похоть») с малолетками.
Он пытается в первую очередь самому себе, а во вторую — чтобы покрасоваться перед публикой, ответить на вопрос, кто же он, кроме как «старый пират». Выходит, что он Фауст и Мефистофель в одном лице. Человек, в котором присутствует нечто демоническое (рисуется старик).
Не то чтобы этот сборник был только лирическим. На экономический кризис, смерть Майкла Джексона, аварию на Саяно-Шушенской ГЭС Лимонов в книге тоже отозвался. Но читателя не отпускает ощущение, что эти злободневности занимают престарелого революционера в гораздо меньшей степени, чем поиски «невинной блондинки / С тонкой талией, с широким тазом», умной крестьянки, у которой «глаз льдинкой».
Переезжая на новую квартиру, Лимонов нашел несколько минут, чтобы ответить на наши вопросы.
В писании стихов у вас был большой перерыв — около 20 лет. С чего вдруг возвращение в лирику? Почему вдруг?
Я после того, как вышел из тюрьмы, выпустил три сборника стихов: книгу «Ноль часов», потом «Мальчик, беги», вот третья вышла. Я уже четвертую почти написал.
А как насчет «лета к суровой прозе клонят»?
Да это все штампы! Кто-то там сказал… Какие лета? Пушкин умер в 37 лет. Вообще-то, что он говорил, — это начало XIX века.
Сейчас не так?
Все давным-давно не так, все постоянно меняется. Все эти аксиомы… Вот тот же Пушкин сказал: «Не дай нам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Но я всегда говорю, что это написал Пушкин-помещик, который боялся, что толпа разрубит топором его фортепиано и изнасилует Наташу Гончарову. Поэтому ему и не нравился русский бунт. А у меня противоположное мнение (смеется): да здравствует русский бунт! Он никогда не бывает бессмысленным. Триста лет Романовы мучили людей, гнали на войны, в тюрьмы и получили по заслугам.
«Тот же Пушкин сказал: „Не дай нам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный“. А у меня противоположное мнение: да здравствует русский бунт! Он никогда не бывает бессмысленным».
«Тот же Пушкин сказал: „Не дай нам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный“. А у меня противоположное мнение: да здравствует русский бунт! Он никогда не бывает бессмысленным».
Ну, беспощадным-то он все же бывает.
Он не беспощадный — он справедливый. Терпят-терпят, потом приходит расплата.
Один мой старший коллега, профессор, как-то сказал, что революций не бывает не только бескровных, но и бесплатных.
Пустое умничанье. Это модная сегодня модель мышления, когда считается, что все экономически обусловлено. Глупости. Главное — эмоции. Революции, конечно, бывают спланированные, иначе они называются бунты. Ничто не происходит без финансирования — людям нужно что-то есть. Но войны — это тоже огромная финансовая нагрузка на государство, как и реформы. Столыпин переселял людей в Сибирь — это больших денег стоило. Так что ваш профессор просто умничает.
Если вернуться к Пушкину, то, по-вашему, его взгляды устарели…
Ну конечно, он устарел! Это естественно! В своем таланте он, наверное, не устарел, а в мироощущении — конечно. Оно тогда было простое. Пушкин работал до открытий Фрейда, психоанализа, бог знает чего. Тогда было примитивное понятие о человеческой личности. Литература устаревает — это неизбежно. И это снобизм — с важным видом утверждать, что интересно читать Данте в переводе со староитальянского и что якобы он прост и понятен. Лгут.
В таком случае можно узнать о ваших литературных предпочтениях?
Миленькая, я уже старый человек, и у меня предпочтений давным-давно не осталось. Я практик: работаю, куда-то иду, чего-то делаю. А имена в моей жизни никогда не играли особенной роли. Я впитывал в себя по дороге чужой опыт, чужой талант. Теперь уже трудно понять, что и когда мне нравилось.
«Я практик: работаю, куда-то иду, чего-то делаю. А имена в моей жизни никогда не играли особенной роли. Я впитывал в себя по дороге чужой опыт, чужой талант».
«Я практик: работаю, куда-то иду, чего-то делаю. А имена в моей жизни никогда не играли особенной роли. Я впитывал в себя по дороге чужой опыт, чужой талант».
И все же, читая «Пирата», я вижу, что вам когда-то нравился Пушкин. И Блок — они оба там слышны.
Блок там есть, да. Больше Блока. Он был моей первой любовью. Дело в том, что, когда я был мальчиком, я стихов не любил. Я читал книги практические, умные, по ботанике, по зоологии, про путешествия. Одной из моих первых любимых книг был русский перевод книги Дарвина «Путешествие на корабле «Бигль”». Я влюбился в эту книгу. А потом я лет в 15 пришел в библиотеку, и мне навязали юношеские стихи Блока — тоненькую книжечку с сиреневой веткой на обложке. Я ее прочел, и вдруг она меня подвигла к написанию стихов. Это был 1958-й.
Из архива Time Out. Интервью было опубликовано 11 июня 2010 г.