Железная хватка. 8 историй о Джоне Уэйне

Прозвищем «Дюк» он обязан не собственному величию, а собаке

Друзья, а затем журналисты и вся Америка звали Джона Уэйна Дюк, то есть Герцог. Можно было бы подумать, что таким образом они признавали масштаб его личности. Однако на самом деле у этого прозвища совсем другие корни.

Человек по имени Джон Уэйн появился на свет лишь в 1930 году. За 23 года до этого в семье Клайда и Мэри Моррисон родился мальчик, которого они назвали Марион. Разумеется, он ненавидел это имя. Другие дети травили его и дразнили девчонкой. Когда к Мариону наконец-то прилепилось прозвище «Тощак», это было хоть каким-то облегчением. Потом семья переехала в Глендейл, Калифорния, и пришлось идти в новую школу. Парень просил всех называть его хотя бы по фамилии — но это слабо помогало.

В конце концов его спасли пожарные. У Моррисонов был здоровенный эрдельтерьер по имени Дюк. Когда двенадцатилетний Марион шел в школу, пес всегда трусил рядом с ним до пожарной части. Там он ложился в тенек и спал до тех пор, пока хозяин не появлялся на дороге. Тогда Дюк радостно вскакивал, и они вместе возвращались домой.

Пожарные так и стали звать их — Дюк и Маленький Дюк. К окончанию школы Мариона никак нельзя было назвать малышом — он вымахал в каланчу под два метра ростом — так что остался просто Дюк.

Позже Уэйн смеялся, рассказывая об этом: он не просто предпочел собачью кличку своему настоящему имени, он настаивал на прозвище всякий раз, когда протягивал кому-то руку. Ведь по идее эта кличка и была его настоящим именем. Джон Уэйн — это псевдоним, который ему придумали для его первой крупной роли в фильме «Большая тропа». До этого он умудрился лишь раз попасть в титры, причем под собственным именем — Дюк Моррисон. Это были «Слова и музыка» 1929 года.

Он попал в кино благодаря футболу и учился у Уайата Эрпа

Дюк был воспитан в строгом духе, в атмосфере американских ценностей, которые предписывали ему служить своей стране. Парадокс — но именно это живому воплощению нации сделать так и не удалось, и первое фиаско он потерпел в юности: Дюка не приняли в военно-морскую академию США.

Правда, тогда расстроились скорее его родители: академия была бы хорошим способом дать будущее их талантливому и активному сыну, который отлично учился, был президентом класса и играл в местной команде по американскому футболу. Футбол Моррисонов и выручил: Дюку дали спортивную стипендию в Университете Южной Калифорнии.

Это было фантастическим везением. Университеты в то время принимали только детей из богатых семей, для сына аптекаря получить высшее образование в Америке было почти нереально. Футбол, как сейчас, так и тогда, был одним из немногих способов выбиться в люди. Правда, в середине 20-х годов стипендия была не такой, как в наши дни: 280 долларов в год покрывали обучение и давали возможность питаться в столовой 5 раз в неделю. В выходные приходилось голодать.

Тем не менее, Дюк прекрасно справлялся до тех пор, пока не сломал плечо во время серфинга. Тренер был в ярости, сам Дюк — в ужасе. Он больше не мог играть. Стипендию забрали. Моррисон был должен взносы студенческому братству, должен за комнату и за еду.

Родители ничем помочь не могли: они тянули младшего брата Роберта. Дюк принял очевидное решение — он бросил университет и стал искать работу, а работы не было.

Спас его опять же футбол: одним из болельщиков университетской команды был Том Микс, звезда немого кино. Тренер попросил Микса взять парня к себе на студию.

Так Дюк стал статистом и реквизитором на вестернах студии Fox, которые снимал Джон Форд, — и получил возможность наблюдать за Уайетом Эрпом, легендарным маршалом и стрелком Дикого Запада.

Эрп иногда бывал на площадке у Микса, с которым был дружен, и понятия не имел, что будущий Ковбой №1 учится у него ходить, говорить, держать лицо. Так рассказывал сам Уэйн — хотя, судя по воспоминаниям Джона Форда, гораздо больше ему дал актер Гэрри Кэри, один из главных ковбоев тогдашнего кино.

Он шел к славе почти 20 лет

Именно поэтому Уэйн воплощает собой Американскую Идею — его путь был очень, очень долгим. Он опроверг максиму Голливуда: «Если не засиял сразу, это не случится уже никогда».

Сперва Дюку очень повезло: после 4 лет эпизодов и массовки его взяли на главную роль в первый звуковой вестерн «Большая тропа» в 1930 году. Это был невероятный для тех лет проект: он стоил два миллиона долларов, которые в основном пошли на съемки диких, еще незаселенных мест Запада, и вышел в двух вариантах — на 35-миллиметровой пленке и в широкоэкранном формате, чтобы зрители могли оценить красоту пейзажей. Они оценили — но только там, где было оборудование для показа фильмов в широком формате, то есть буквально в нескольких городах.

Фильм принес чудовищные убытки. Дюку от него досталось только новое имя — Джон Уэйн. Следующие 9 лет он играл в вестернах категории Б, то есть грошовых картинах, в которых толком не было ни сценария, ни ролей.

Попутно он подрабатывал каскадером — и, кстати, разработал принципы экранного кулачного боя, которые Голливуд использует по сей день. А потом случился «Дилижанс».

К тому моменту Джон Форд и Уэйн давно были друзьями, что удивительно, поскольку Форд отличался невыносимым характером. В конце концов Уэйн однажды продемонстрировал ему пару приемов и захват, и отношения между ними выехали на равнину прямо к солнцу. Свое кино о разных людях, которые случайно встретились в одном дилижансе и едут через прерии Аризоны в Лордсбург, Форд вынашивал два года и хотел, чтобы Кида Ринго сыграл именно Уэйн. Но ни одна крупная студия на него не соглашалась: предполагались приличные траты, а значит, нужна была звезда, а не заштатный каскадер средних лет из низкобюджетного мусора. В итоге Форд нашел независимого продюсера и начал снимать, создав для Уэйна совершенно невыносимую атмосферу. Он орал на него, придирался по мелочам и изводил как мог. В результате другие актеры фильма, гораздо более известные, чем Дюк, прониклись к нему сочувствием, поддерживали и помогали — чего Форд и добивался.

Химия взаимодействия перешла на экран. «Дилижанс» вышел в прокат и грохнул, как бомба. Его посмотрела вся богоспасаемая Америка, «где мужчина может жить, и женщина тоже». Это был поразительный для тех лет вестерн: в нем были не только перестрелки с апачами, но и сложные отношения между героями. Уэйн же покорил всех, в том числе потому, что не обладал исключительной красотой Кэри Гранта.

Он хотел на фронт, но попал в ЦРУ, а позже прослыл уклонистом

Вернее, прообраз ЦРУ. В 40-е оно называлось Управление стратегических служб США. Когда разбомбили Перл-Харбор, Уэйну было 34 года, и уже по этой причине он был освобожден от военной службы. Но Дюк рвался на фронт и часто писал Джону Форду с просьбой взять его к себе — тот сразу ушел во флот и, между прочим, закончил войну контр-адмиралом.

«У тебя есть какие-нибудь идеи насчет меня? Как насчет морских пехотинцев? Под твоим началом есть армия и флот, у тебя же есть какие-нибудь пехотинцы, или строительные батальоны, или что-нибудь еще? Нет, я не пьян. Я просто ненавижу просить об одолжении, но, Бога ради, ты ведь можешь взять меня, правда?».

Форд не ответил. В это же время Republic Studios угрожала Уэйну судом: он был их единственной звездой класса «А» на контракте, и его уход был бы катастрофой. Они потребовали отсрочки для Уэйна и получили ее. В конце концов он подал заявление в УСС, и там ответили согласием. Уэйна брали на службу в полевое фотографическое подразделение. Однако Дюк не получил письма. Оно пришло на адрес, по которому Уэйн давно не жил — в дом его бывшей жены Джозефин Сайенз. Она так никогда и не сказала Уэйну об этом. В конце концов Дюк принял решение, что в качестве солдата принесет стране немного пользы. Сын бедняка из Айовы, он слишком много сил отдал за свое место под солнцем.

Уэйн начал ездил по военным базам и госпиталям. Он не умел петь или танцевать. Он просто приходил к солдатам, садился рядом, курил и разговаривал с ними:

«Они там, где 54 градуса — это прохладный день, где они выцарапывают из себя насекомых, где спички тают в карманах, а японские бомбы срезают конечности по колено. Все, что нужно этим ребятам — это письма и снимки, сигары и зажигалки, патефонные иглы и радиоприемники. Они нуждаются в поддержке и любви американцев на родине».

По сей день в американской прессе поднимается тема о том, был ли Джон Уэйн уклонистом. Напирают в основном на то, что, если бы он хотел, то все-таки попал бы на фронт, как многие кинозвезды в те годы. Однако, судя по документам, Дюк действительно очень хотел пойти на войну, и о своей неудаче вспоминал с горечью. Его вдова позже написала, что весь гипер-патриотизм Уэйна в последующие годы происходил от чувства вины за то, что другие гибли, пока он оставался в Голливуде.

Его хотел убить Сталин (но это не точно)

Об этом пишет в своей книге Саймон Сибэг-Монтефиоре, английский журналист. Источником для него послужили некие ранее засекреченные документы Политбюро, из которых следует, что Сталин обожал кино, в особенности вестерны, и восхищался Джоном Уэйном. Однако после одного из показов Иосиф Виссарионович помолчал и сказал, что Уэйна, как ярого антикоммуниста, пора бы устранить.

«Произнес он это спьяну в предутренний час, или говорил всерьез, неизвестно, но Сталин обладал такой властью, что, так или иначе, а приказ надо было выполнить. Утверждается, что в Лос-Анджелес даже была отправлена группа убийц, но им не удалось разделаться с Уэйном до того, как умер Сталин».

Сибэг-Монтефиоре также рассказывает, что безумный приказ был отменен Хрущевым. Зная некоторую склонность западных журналистов преувеличивать все, что касается вождя народов — можно усомниться в этой истории.

В эпоху маккартизма и «охоты на ведьм» многие благодаря ему потеряли работу и сели в тюрьму. Будучи секретным агентом ФБР, Уэйн докладывал Эдгару Гуверу о существовании в Голливуде коммунистов с 1947 года.

Он шпионил даже за своими друзьями Кэри Грантом и Фрэнком Капрой. Во времена Вьетнама Уэйн не просто поддерживал войну — он был ее рупором. Фильм «Зеленые береты» многие американские критики считают преступлением: картина, при съемках которой Пентагон оказал Уэйну всю необходимую поддержку, была мощным пропагандистским инструментом.

Уэйн поддерживал на выборах Никсона и оказал всю возможную поддержку своему другу Рональду Рейгану — еще одному киноковбою и осведомителю ФБР. Тем не менее, Дюк знал, когда остановиться: после того, как президентом страны стал Кеннеди, Уэйн сказал: «Я не голосовал за него, но теперь это президент моей страны. Я должен уважать это». Он ушел из организации своего друга Уорда Бонда, когда тот увидел коммунистический заговор во фторировании воды, организованном в США для профилактики кариеса. Дюк посчитал позицию Уорда безумием. А первое в своей жизни «письмо ненависти» Уэйн получил только тогда, когда выступил за вывод Панамского канала из-под протектората США и передачу его Панаме. Это много говорит о том, что даже в 60-70 годы, когда политика США в целом вышла из консервативного курса, авторитет Дюка все равно был несокрушим. Как, собственно, и американский консерватизм.

Он был расистом, сексистом и гомофобом

И в этом Джон Уэйн проявил себя как истинный сын Америки. К началу войны абсолютное большинство американских промышленников и кинодеятелей если не поддерживали Гитлера, то придерживались нацистских идей.

В США до сих пор есть 23 штата, где можно совершенно законно уволить человека за его сексуальную ориентацию. Общественные взгляды начали меняться только в 60-е годы.

Уэйн, воспитанный в благодати традиционных американских ценностей, этих перемен не одобрял — и делал это весьма громко. Чего в нем никогда не было, так это лицемерия.

В 1971 году Дюк в интервью «Плейбою» озвучивал ровно те максимы, которые были актуальны и одобряемы в тридцатые. Чернокожих надо еще долго воспитывать, а сейчас они слишком безответственны. Индейцы проявили жадность, когда не хотели отдавать свои земли белым. Бедные просто не хотят работать, сами виноваты.

Все это совершенно неудивительно. В свое время Уэйн, посмотрев «Жажду жизни», подошел к Кирку Дугласу и спросил: «Господи, Кирк, как ты можешь играть такую роль? Нас осталось так чертовски мало. Мы должны играть сильных, крутых персонажей, а не этих слабых голубых». Здесь речь не шла даже об ориентации: дитя своего круга и времени, Уэйн полагал, что эмоции и сомнения вообще не подобают мужчине.

В 1984 году Клайв Баркер откроет третью часть своих «Книг крови» рассказом «Сын целлулоида» — о кинотеатре, захваченном ожившей раковой опухолью. Первым убийцей, с которым встретятся герои, будет Джон Уэйн.

Медленно, очень медленно Рики обернулся к герою вестерна. Перед ним стоял вполне реальный человек — или столь же великолепно, как все остальное здесь, — исполненная иллюзия. Уэйн среднего периода, еще тех времен, когда он не приобрел брюшко и нездоровый цвет лица. Старый добрый Уэйн, весь в пыли после долгих путешествий, глаза сощурены от пристального вглядывания в горизонт. Рики никогда не любил вестерны. Он ненавидел стреляющие орудия, возвеличивание грязи и дешевый героизм. Его поколение засовывало цветы в жерла танков и призывало заниматься любовью вместо войны; Рики и до сих пор не изменил убеждений. Лицо человека, стоявшего перед ним, бескомпромиссное, псевдомужественное, не слишком обезображенное интеллектом, как бы вбирало в себя всю официальную ложь о доблести американских военных, о справедливости силы, о гуманизме суровых людей. Рики ненавидел это лицо; руки его непроизвольно сжимались для удара.

Его убил Чингисхан

Хотя так же правильно будет сказать, что его убили 6 пачек сигарет в день.

Именно столько Уэйн курил на протяжение всей своей жизни — в его время считалось, что курение, как и алкоголь, не только является признаком настоящего мужчины, но и сохраняет здоровье. В результате снимать Дюка надо было только в первой половине дня (ко второй он был уже здорово пьян), а в 1964 году у него обнаружили рак легкого. Его пришлось удалить вместе с ребром, Дюк прошел терапию и вернулся к работе в кино.

По иронии судьбы, это был один из самых плохих фильмов Голливуда за всю его историю — «Завоеватель». Уэйн должен был играть Чингисхана, а роль Монголии там исполнял штат Юта. От одной из локаций, где съемочная группа провела несколько недель, было всего 220 км до ядерного полигона в Неваде.

Смотреть «Завоевателя» можно только сквозь смех и слезы.

И нельзя не думать о том, что в течение следующих 10 лет рак был диагностирован не только у 99 человек из 200, которые работали на съемках этого никчемного фильма, но и у их родных, которые посещали съемочную площадку. Уэйн был одним из пострадавших: у него нашли рак желудка, который его в конце концов и убил.

Он всегда был самим собой

Ни один критик в здравом уме не называл Джона Уэйна великим актером. Великим называли его самого — и в этом есть смысл. Его внешние данные, его характер и убеждения никогда не противоречили тому, что он играл в кино.

В жизни он не играл никогда, а это качество встречается крайне редко.

Дюк не скрывал ни одной своей слабости — даже того, что носит накладку на своей лысеющей голове. Однажды на пресс-конференции Уэйна спросили, правда ли, что у него парик, сделанный из мохера. «Нет, что вы, конечно же, это настоящие волосы, — ответил Уэйн.— Правда, не мои, но самые настоящие!».

Когда врачи вырезали у Уэйна первую опухоль, в легком, студия выпустила пресс-релиз о том, что актер лечится от старой травмы ноги. Поверили все: настоящие мужчины не болеют и тем более не лечатся. Первое, что сделал Дюк, когда медики разрешили ему общаться с прессой — извинился за эту ложь: «Эти ублюдки, которые снимают картины, думают только о прокате. Они считают, что Дюк Уэйн с раком — это не очень хороший образ. В то время я был слишком пьян, чтобы спорить с ними, но сейчас я говорю вам правду». В ответ Уэйн получил тысячи писем, в которых онкобольные и их родственники благодарили его за эту правду и говорили, что он дал им надежду на победу.

Его последним фильмом стал «Самый меткий» — во многом похожий на «Стрелка», роль в котором Уэйн очень, очень хотел получить в 1950 году. Но глава Columbia Pictures Гарри Кон в свое время повел себя по отношению к молодому и безвестному Дюку Морисону как последняя сволочь. Уэйн ничего не забыл: когда Кон купил сценарий специально для него и пришел с предложением уже к большой звезде, Уэйн отказал. Роль в итоге досталась Грегори Пеку. Через 28 лет Дюк, работая над «Самым метким», внес кучу предложений по изменению сценария, которые сделали картину очень близкой к «Стрелку», и убрал лишь одну сцену, которая роднила картины изначально. И в «Стрелке», и в «Самом быстром» в финале был выстрел в спину. Дюк попросил режиссера Дона Сигела изменить это: «Мистер, я сделал более 250 фильмов, и ни в одном из них никогда не стрелял парням в спину».

Лорен Бэколл любила повторять его поговорку: «Если утром ты проснулся, считай это день счастливым». Лучшее и исчерпывающее высказывание о самом Джоне Уэйне принадлежит Эбби Хоффману, великому левому активисту Америки: «Мне нравится цельность Уэйна, его стиль. Что же касается его политики, то я полагаю, что даже пещерные люди испытывали некоторое восхищение перед динозаврами, которые пытались их сожрать». А на могиле Уэйна высечены его собственные слова из того самого скандального интервью в «Плейбое»: «Самый важный день в жизни — это завтра. Оно приходит к нам в полночь и отдается прямо нам в руки. Оно надеется, что вчера мы чему-то научились».