Сергей Безруков для TimeOut о каникулах строгого режима

— Картину «Каникулы строгого режима» снимали 2 года. Это срок не малый. Скажите, какие перемены вы заметили в участниках этого проекта.

Алексей Кивин, сценарист

— Перемены произошли со всеми, но, конечно же, ярче всего они видны в детях. Они так быстро растут! Есть в фильме несколько забавных склеек, например, где один из героев, мальчик по фамилии Ложкин, говорит в камеру: «Ну, все!» и отворачивается, там ему девять лет. Потом поворачивается уже одиннадцатилетний Ложкин и добавляет: «Я пошел». Старались, конечно, таких моментов поменьше сделать, потому что у детей даже два года разницы — это огромная пропасть. Да что там говорить, каждого из нас снять до начала съемок и после их завершения, можно получить два разных человека. А еще дети очень кино заразились. Отработав немного и получив первые деньги, они все купили телефоны с камерами, начали писать сценарии и снимать свои маленькие фильмы. И потом уже на съемочной площадке они подсказывали, как лучше выстроить кадр, кому куда встать и как свет поставить. Очень забавно.

Сергей Безруков, актер

— А я стал генеральным продюсером и, пропитавшись добротой этой киноленты, я теперь начал снимать сказку. Нам просто необходимо много добрых фильмов, таких, которые могут научить жизни, доброму отношению к себе и окружающим людям, помочь выстроить отношения между родителями и детьми.

Джаник Фазиев, продюсер

— Я бы позволил себе перефразировать народную мудрость. Современному мужчине необходимо не только построить дом, вырастить дерево и родить сына, но еще и кино снять, чтобы узнать, на что способен. А вообще, очень надеюсь, что изменилось главное — отношение к современному российскому кинематографу.

— Сергей, в представлении очень многих, у вас амплуа такого обаятельного бандита в кожаном плаще и с гладко зачесанными волосами. Не трудно ли было вам в образе вожатого?

— О! Я уже давно и очень старательно ухожу от образа бандита в кожаном плаще. Я, конечно, ни о чем не жалею, но сейчас вряд ли бы решился сыграть подобную роль. Потом было амплуа патриотического страдальца. И от этого бы уйти хотелось. Эта роль, благодаря такому лихо закрученному сюжету, что-то среднее между добрым бандитом и строгим воспитателем. Вообще, конечно, была определенная трудность. На съемочной площадке сто двадцать детей. А дети — это особый контингент, и подход ним нужен особый. Нужно было не просто сыграть вожатого, но и стать им. Родным, близким. Чтобы им действительно захотелось, как в конце фильма, тащить меня раненного на еловых лапах. А еще я мальчишек учил свистеть. А то, что за пацаны, которые как следует даже свистнуть не могут? У многих к концу съемок просто мастерски начало получаться. (Здесь на радость новосибирцам Сергей продемонстрировал свое мастерство).

— В фильме снята зона и детский лагерь. И если про реальность происходящего в лагере мы уже поняли, что скажете о зоне? Погружались ли вы в эту среду, чтобы сыграть заключенного?

— Снятая зона, честно говоря, не имеет ничего общего с зоной реальной. Там не все так весело. У нас были консультанты на площадке, которые прописывали нам жаргон, подсказывали жесты, мимику, короче, как надо сыграть зэка. Чем серьезнее мы пытались быть, тем смешнее получалось. Но то и была ставка.

— Какие цели вы преследовали, снимая эту картину?

— Главная цель — это зацепить человеческое. В кадре много детей, хотелось показать и эту сторону. Вообще к детям у меня особое трепетное отношение. В фильме есть такой момент, где мой герой едет к матери-алкоголичке, чтобы привезти ее на родительский день в лагерь. Таких ситуаций в реальной жизни миллионы. И страдают от этого дети. Так и хочется закричать: «Что вы эту водку глушите, оглянитесь, вокруг же дети растут!» И когда герой Владимира Меньшова перемигивается со своим сыном, становится вдруг понятно, что вот она настоящая связующая нить между отцом и сыном. Когда все понятно, даже без слов. Вот ради таких крупиц человеческого мы и делали эту картину. В фильме есть два главных героя. Оба они странники. Один мотался по зонам и не видел жизни настоящей. Второй вроде бы дотронулся до нее на какой-то период, а потом весь растворился в работе и потерял все, бегая и бряцая оружием. Потом становится понятно, что революция должна проходить не снаружи, а в голове, тогда все становится на свои места, тогда видно главное — дружбу, любовь, семью.

— Мне показалось, что «Каникулы строгого режима» как бы заигрывают с советским кинематографом. Это было сделано осознано?

— Да не то чтобы осознанно. Просто прошло у нас время российско-голливудского кино. Это быстро приелось зрителю. Такие фильмы можно посмотреть раз, два не больше. А советский период кинематографа заслуживает особого внимания и уважения. Снимались же фильмы на века. Вот мы и попытались не просто сделать фильм, чтобы были хорошие кассовые сборы, а повернуться в первую очередь лицом к зрителю, понять, что именно нужно, что людям хочется смотреть и на что ходить в кино.

— Спасибо вам за прекрасную картину и возможность увидеть ее первыми. Благодарю вас за то, что уделили время.

— Всегда рад, скажу вам по секрету, Новосибирск очень люблю, здесь очень благодарные зрители.

С творческой группой беседовала Юлия Дорош.