Бортко, Гоголь и Тарас

Я исполнила свой гражданский долг — сходила на премьеру фильма «Тарас Бульба», снятого Владимиром Бортко по хрестоматийной повести Гоголя.

Нельзя сказать, что я ждала от главного «переложителя» литературной классики в киноформат чего-то из ряда вон — скорее помня оглушительный провал «Мастера и Маргариты», шла с опасением, что получится очередное безобразие.

Нет, безобразия не получилось, все-таки Бортко не самый плохой режиссер (за «Собачье сердце» ему можно простить многое), а Богдан Ступка, Михаил Боярский и Игорь Петренко — не последние актеры. Но вот с идеологической начинкой в картине явно вышел перебор.

Как-то Наталья Ростиславлева, специалист по истории Германии первой трети ХХ века, призналась мне, что перестала показывать студентам фильмы Лени Рифеншталь. Дело в том, что картины настолько гениальны, что она видела, как студенты буквально на глазах впитывают фашизм. Хотя откровенной пропагандой фашистской идеологии Рифеншталь никогда не занималась. Просто зритель поддается магнетизму режиссерского гения и начинает если не верить, то сомневаться — точно.

Бортко же всерьез задумал снять ПАТРИОТИЧЕСКИЙ фильм. Для этого он даже выбрал не первую редакцию «Тараса Бульбы», а вторую, где слово «русский» и фраза «русская земля» действительно встречаются часто. Я не говорю, что Бортко переврал Гоголя. Но ведь повесть длинная, и чтобы уложить ее в фильм, нужно порезать. То есть прочесть повесть с карандашом и вычеркнуть лишнее. Бортко порезал так, что эпитет «русский» звучит с экрана каждые две минуты (чаще его, наверное, произносит только Настя Волочкова). Тут кстати на память приходит еще один исторический пример редакторской правки — Лев Толстой предлагал читать Евангелие с карандашом и вычеркивать непонятные места — довычеркивался до отлучения от церкви.

Нет, я все понимаю про национальную идею и про то, что мы не знаем, чем нам гордиться, и судорожно это ищем… Но сделайте это талантливо — и я вам поверю! Я не говорю, что я поверю гениальному режиссеру, который будет мне с экрана впаривать про национализм или фашизм, но я точно про это задумаюсь, если мне талантливо это преподнесут. А когда я всю вторую половину фильма, зевая, шепчу мужу на ухо: «Вот сейчас опять про русскую землю заговорит», — и ровно через три секунды персонаж про нее говорит, становится грустно. И даже не оттого, что люди меры не знают, а оттого, что они так предсказуемы и назойливы в своем желании навязать то, что положено любить изначально.

Читайте также:
Николай Гоголь, писк сезона (путеводитель по юбилею писателя)