Единственным источником благодати в этой ситуации является Бог
Передача иконы Торопецкой Божьей Матери (ХII—XIV вв.) из Русского музея в только что отстроенный новый храм Александра Невского в подмосковном поселке Княжье Озеро спровоцировала очередной скандал между сотрудниками музеев и представителями РПЦ. Прокомментировать ситуацию мы попросили старшего научного сотрудника Третьяковской галереи Левона Нерсесяна, грудью вставшего пару лет назад на защиту «Троицы» Андрея Рублева.
Насколько я понимаю, несмотря на призывы к диалогу между сотрудниками музеев и церковью, компромисс сегодня невозможен?
А разве нам предлагают компромисс? Пресс-секретарь Московской патриархии господин Вигилянский называет музейщиков «хранителями краденого» и требует вернуть «плененные иконы» их «настоящим хозяевам». Его агрессивные высказывания в адрес сотрудников музеев, в которых эти иконы были в свое время спасены, — довольно дико звущащие в устах «духовного лица» — можно было бы, конечно, «списать» на индивидуальный темперамент этого господина. Страшно, если он действительно выражает позицию Патриархии «как она есть», — получается, что церковные служители хотят, чтобы их воспринимали сегодня как агрессивных братков, которые готовы устраивать «разборки» и «ответные наезды» для того, чтобы отстаивать свою «сферу влияния». С другой стороны, министр культуры Авдеев уже рассказывает направо и налево о готовящихся массовых передачах икон из музеев в храмы и при этом откровенно врет сначала руководству страны и Патриарху, а потом и в эфире радио «Эхо Москвы», что на заседании экспертного совета, на котором рассматривался вопрос о передаче Торопецкой иконы Божьей Матери, присутствовали сотрудники Третьяковки и реставрационных мастерских Научно-реставрационного центра им. И. Э. Грабаря. Хотя то, что это неправда, очевидно из стенограммы этого заседания. Сама стенограмма эта, кстати, — прекрасный пример того, как у нас теперь достигаются «компромиссы»: сначала все высказывают сомнения по поводу возможности перемещения иконы, которая находится в весьма плачевном состоянии, а потом голосуют за передачу ее на полгода в новый храм. Я не понимаю, состояние иконы улучшилось за время проведения этого совещания? Понятно, что музейщикам просто выкрутили руки — о каком разумном диалоге тогда может идти речь?
Понятно, что передача этой конкретно иконы произошла неэтично, некорректно…
…и, по существу, противозаконно (при внешнем соблюдении легитимной процедуры)…
Возникает главный вопрос: а зачем это было сделано?
Когда встал вопрос о предоставлении на три дня «Троицы» Андрея Рублева в Троице-Сергиеву Лавру для участия в праздничном богослужении — мотивация была вполне понятна. Икона действительно происходит из Троицкого собора и была исполнена именно для него. О мотивах, которыми руководствовался «православный предприниматель» Сергей Шмаков, можно только догадываться. Известно, что сам он происходит из Торопца, где считается (и надо честно сказать — не без оснований) главным местным патриотом-благодетелем. Возможно, построив под Москвой элитный коттеджный поселок и новый храм, он решил совершить еще и подвиг благочестия, «освятив» этот храм присутствием святыни, которая в свое время почиталась в его родном городе. Если это так, то перед нами — элементарное невежество, извинительное для рядового верующего. Нет такого «православного» учения, согласно которому эта конкретная доска и эти конкретные краски обладают какой-то особенной «благодатной силой» (или «энергетикой», как выразилась одна из прихожанок храма в Княжьем Озере), да еще, к тому же, способной передаваться окружающим предметам. Единственным источником благодати в этой ситуации является Бог, а единственным поводом к ее проявлению — чистая и искренняя молитва, которая может быть произнесена перед любой иконой или даже вовсе без всякой иконы.
Другой вопрос — как получилось, что просьбу конкретного бизнесмена настолько мощно поддержали государство и церковь в лице Патриарха, что солидная музейная общественность на уровне директоров музеев не смогла в этой просьбе ему отказать?!
Видимо, нынешние власти ощущают сильную потребность в государственной идеологии тоталитарного образца и рассчитывают в этом вопросе на поддержку церкви…
Ну да. Мол, вы свом авторитетом будете поддерживать наше «мощное государство», объявив его прямым наследником «Святой Руси», а мы вам создадим режим наибольшего благоприятствования, вернем храмы и земли, а заодно — побольше реликвий. Не думая о том, сколько времени они проживут после своего возвращения. Таким образом, иконы становятся разменной монетой во взаимоотношениях государства и церкви. При этом у нас пытаются создать иллюзию, что существует некое «широкое общественное мнение» в поддержку их возвращения. Создать подобное мнение нетрудно — достаточно несколько раз уверенно произнести с экранов телевизоров: «Икона должна быть в храме!», и обыватель, который не имеет привычки ходить ни в храмы, ни в музеи, будет при этих словах согласно трясти головой, как китайский болванчик.
Манипуляция общественным мнением…
Причем довольно опасная. А передача реликвий… очень не хочется так думать и говорить, но я боюсь, что они нужны церкви прежде всего для того, чтобы на них зарабатывать — причем не только авторитет (который можно было бы заработать совсем другими путями), но и вполне конкретные деньги. Еще раз повторю — мне очень не хочется так думать, но я вижу то, что я вижу. Я вижу, например, что в городе Пскове есть два десятка пустующих церквей, и ничто не мешает использовать их по прямому назначению. Тем не менее псковский владыка просит вернуть ему именно Мирожский и Снетогорский монастыри. Почему? В храмах этих монастырей сохранились древние фрески, состояние которых не предполагает никаких богослужений с возжиганием свечей или присутствия большого количества народа. Там нельзя даже одновременно открыть обе двери в притвор — наружную и внутреннюю. Но эти храмы — главная местная достопримечательность, через них проходит туристическая тропа, которую можно превратить в паломническую. Со всеми вытекающими отсюда «материальными» последствиями. А теперь объясните мне — внятно и доходчиво, — почему церковь требует именно эти храмы, а не другие, тоже древние, но без особенных достопримечательностей. И я немедленно признаю, что я — «клеветник» и с позором уползу под плинтус.
А почему музейщики молчат о том, что существуют и печальные последствия таких необдуманных передач древних икон?
Вы имеете в виду икону Боголюбской Божьей Матери XII века, которую в 1992 году (время, как вы помните, было смутное) передали в Успенский собор Княгинина монастыря? Всего через 17 лет (песчинка по сравнению с веками) икона вернулась в музей с грибами, плесенью и практически необратимым отставанием грунта и красочного слоя — и сейчас реставраторы просто не знают, как взяться за ее восстановление. Можно было бы считать этот случай единичным, но для каждого здравомыслящего человека это повод задуматься и задать себе вопрос: что лучше — сохранить неопределенно-долгое время безнадежно больную икону в музее или вынести ее наружу, чтобы через несколько лет «правильного использования» вынести ей смертный приговор?