Дуэйн Джонсон: «Я мог быть кем угодно, не боясь показаться слабым, нелепым, смешным»

Веришь ли ты в волшебство? Встречался ли ты с этим в жизни?


Я верю в волшебство и очень люблю это слово, потому что им можно обозначить много всего. Но, пожалуй, сейчас опишу его иначе, чем сделал бы это ребенком. В течение жизни мы меняемся и стараемся меняться к лучшему, мы ищем, может быть, озарение, может быть, вдохновение или просто пытаемся понять себя. Для меня все это — волшебство жизни. Я верю в Бога, во Вселенную, я верю в то, что человек принимает окончательное решение в том, чего он хочет добиться в жизни. Я верю в то, что мы сами являемся источником волшебства — как для себя, так и для других.


А что ты можешь сказать о магии актерской профессии?


Давай начнем с того, откуда я пришел в профессию актера. Семь лет на арене профессиональной борьбы, где я мог быть смешным, играть злодея, переигрывать, опять смешить… Ведь реслинг — прежде всего представление, а не избиение парнями друг друга, как многие ошибочно считают. И игра во время этого представления идет на живого зрителя, который должен поверить в то, что все «по-настоящему»! И мне было комфортно с самим собой, это очень важно для актера. К моменту расставания с реслингом я был вполне доволен направлением своей жизни и своим местом в ней. Я чувствовал себя настолько уверенно, что профессия актера, где может быть все что угодно, от протагониста до антагониста, от трагедии до комедии, стала логическим продолжением моей карьеры. То есть я, как по волшебству, через перевоплощения в течение своей спортивной карьеры, подошел к такому внутреннему состоянию, при котором я мог быть кем угодно, не боясь показаться слабым, смешным, нелепым, глупым.


Можно сюда добавить и магию приобретаемого опыта, общения с людьми, которые делятся с тобой своим опытом….


Однозначно! Я думаю, что профессии актера нельзя выучиться в классе и на этом остановиться. Ты учишься столько, сколько работаешь, сколько хочешь. Я учусь чему-то на каждом новом проекте. Тут магия в работе… чем больше знаешь, тем больше кажется, что знаешь мало. Нет предела совершенству, верно? А что касается опыта работы с другими актерами, то здесь тоже, несомненно, присутствует элемент волшебства. Мы часто во время работы как бы проверяем друг друга на прочность. Это почти как в спорте: тебе могут кинуть «закрученный» мяч и ждать твоей реакции, чтобы в свою очередь отреагировать. В этом и состоит волшебство рождения характера, сцены, кино в целом. Вот, например, Эшли Джадд — актриса с двадцатилетним стажем в кино, с поразительными драматическими работами, в этом фильме испытывала меня не на шутку. При кажущейся простоте сцены она не удовлетворялась простым решением, ей нужна была реалистичность. «Комедия — дело серьезное», — часто говорила она мне. Или Стивен Мерчант, для которого это было первое появление в большом фильме. Он пришел со своим опытом и испытывал меня по-своему. Я уж не говорю о Джулии Эндрюс и Билли Кристале, быть рядом с актерами такой силы — волшебство само по себе.


Ты когда-нибудь думал о профессии актера, до того как попал в спорт?


Наверное, сознательно не думал. Но я помню, что когда смотрел «Индиану Джонса» 1981 года, то думал, что хочу быть Харрисоном Фордом (смеется). Мне было десять или одиннадцать лет, я хотел быть первооткрывателем, путешественником, пожарным, космонавтом… Я не столько думал о том, чтобы быть актером, сколько таким человеком, как Индиана, или смешить людей, как Ричард Прайор, монологи которого я обожал, хотя, конечно, мне было не по возрасту их слушать… Мне нравилось развлекать людей, моих близких, друзей… В то время у меня не было четкой мысли о том, чтобы стать актером, дорога в спорт была для меня более логичной, чем в кино.


Но ведь желание было, значит тут сработала магия мечты, о которой все говорят, прочитав книгу «Секрет»?


Мечта была в другом — служить людям так, как я могу. Наверное, когда мечта эта оформилась внутри как желание развлекать, я стал подсознательно принимать решения, приведшие меня в итоге в кино. Конечно, это волшебство (смеется).