Пока не будет мейнстрима, не будет и артхауса

«Дозоры» и «Ирония судьбы — 2» доказали, что российское кино может бросить вызов Голливуду по зрелищности и кассовым сборам. Но успехи оказались единичными. Почему так случилось, как «важнейшее из искусств» может развиваться в России дальше и почему Сomedy Сlub на большом экране — это скучно, генеральный продюсер первого канала Константин Эрнст рассказал главному редактору журнала «Time Out Москва» Игорю Шулинскому.


Читателей интересует, что же сейчас происходит с кинематографом в России. Ведь кино влияет не только на культурную ситуацию, мощное кино может изменить экономику страны, как это было с Голливудом.У нас телеканалы, как в Индии, Египте и других странах третьего мира, занимаются тем, что выбирают и раскручивают неких местных персонажей, с которыми снимается фильм, затем по телевидению гоняют рекламу, и только потом зритель идет в кино. Но на качестве продукта это никак не отражается.


Российская формула кино без участия каналов невозможна. Во-первых, в России мало кинотеатров. Во-вторых, кинотеатры забирают половину выручки от билетов. И, что особенно интересно, не платят с этого налоги. В свое время они были временно освобождены от налогов для поддержки умиравшего кинотеатрального ресурса, а потом ситуация зафиксировалась. Никакой фискальной службы. Билет в кино не является финансовым документом.


Это же абсурд!


Да, такого нет нигде. То есть никакая финансово полноценная модель в кинематографе Российской Федерации не работает. Мало того, что кинотеатры получают пятьдесят процентов продюсерских денег, они, что не является секретом, еще и подворовывают — процентов пятнадцать-двадцать. Конечно, есть такие, что не воруют, но их немного.


В связи с этим появилась идея полностью взять кино под контроль государства. Насколько я понимаю, будет создан некий орган, который станет решать, какому кино быть, а какому не быть. И вот это кино, которое государство разрешит снимать на государственные деньги, и будет прокатываться в государственных кинотеатрах. Такая будет система?


После выхода «Ночного дозора» стало очевидно, что русское кино может на своей территории побить любой иностранный фильм. Теперь ситуация изменилась. При опросе зрителей на выходе с «Мадагаскара» тридцать пять процентов сказали, что вообще не хотят смотреть русские фильмы. Почему это происходит, если за последние четыре года государство вложило в поддержку кино четыреста миллионов долларов? Ведь какая была система? Ты получаешь миллион — даешь откат триста тысяч, получаешь полмиллиона — сто пятьдесят тысяч, получаешь триста тысяч — пятьдесят тысяч откат…


Такая система у нас вообще в стране принята.


Так вот, из ста с лишним фильмов, которые производились на деньги государства, только пятьдесят вышли, тридцать куда-то пропали, их никто не видел, а еще двадцать «исчезнувших», я склонен думать, и не начинали снимать. А почему? Да потому, что если ты взял триста тысяч, этого никогда не хватит на игровой фильм. А люди брали деньги, имитировали начало процесса, и если не удавалось получить еще денег — либо частных, либо государственных, — все заканчивалось. Взяли триста, пятьдесят откатили, пятьдесят потратили, остальное — в карман, а неснятый фильм актировали. Поэтому государство решило изменить систему: давать деньги пяти или семи компаниям, у которых хорошая кредитная и креативная история, по десять миллионов, и пусть они отчитываются за то, что произвели. И с прибыли возвращают деньги.


А как они будут отчитываться? Государство — это слишком общо. Кому конкретно?


Тому человеку, которого назначит государство.


И кого оно назначит? Никиту Михалкова?


Нет, ни в коем случае не Михалкова. Это не должен быть кинематографист. Деньги будет распределять фонд, во главе которого должен стоять представитель государства, не связанный непосредственно с кинопроизводством.


И не связанный с каким-то бизнес-олигархическим кланом?


Да, и не связанный с бизнесом. Но это должен быть человек, хорошо разбирающийся и в экономике, и в искусстве.


А что, в правительстве есть такие люди?


Есть. Мое предложение, уже озвученное, — Владислав Сурков. Он вышеперечисленным требованиям точно соответствует. А откуда идет негативная реакция на появление фонда, понятно. От тех самых людей, которые брали эти триста или пятьсот тысяч или миллион. Они-то понимают, что с их историей больше денег не получат. Вот и выступают с криками: ой, семистудийщина! На самом делесемь студий — это гипотетическая цифра. Вот откуда она взялась. Если общий бюджет — сто миллионов в год, из которых тридцать миллионов будут распределяться Министерством культуры на создание артхауса и документального кино, то для студий остается семьдесят миллионов. Меньше десяти миллионов давать бессмысленно, поэтому семь студий.


Пара моментов действительно настораживают. Вот, допустим, есть способная девушка Валерия Гай-Германика, которая сняла «Все умрут, а я останусь». Хороший фильм, но все равно это только заявка. И теперь у нее не будет возможности работать дальше.


Валерия Гай-Германика делает для меня уже более полугода большой проект под рабочим названием «Школа», и я думаю, что это будет один из молодежных хитов наступившего года.


Но она работает в концепции канала. А вот то, что она сама сняла бы? Ведь на телевидении есть определенный вид творческой цензуры. Теперь будет только так? Это и волнует сейчас критиков и деятелей независимого кино, что, не попав в обойму большого канала, они не смогут реализовать свои творческие идеи.


Когда футуролог рассказывает людям, как оно все будет через двести лет, то его успех зависит только от того, насколько красиво и убедительно он это делает. Проверить-то невозможно.А если ты прогнозируешь ближайшее будущее, например популярность или непопулярность каких-то картин, это дело неблагодарное. Помню, Даниил Дондурей, выходя с «Ночного дозора», сказал: «Он и двух с половиной не соберет, потому что девочкам тут смотреть нечего». «Ночной дозор» собрал шестнадцать с половиной миллионов — вот тебе и результат футурологического прогноза. Что касается Гай-Германики, она не относится к тем людям, которые могут размножаться в неволе. Она бы просто не согласилась делать проект, неинтересный ей.

Хорошо. А Герман-младший? Он независим, и для него всегда проблема найти деньги для своих проектов.


Думаю, что гениальность Германа-младшего является некоторым преувеличением. При том что Герман-старший гений безусловный. И то, что в картинах Германа-младшего является повторением отцовской манеры, кто-то воспринимает как истинное искусство. Хотя человек он, бесспорно, талантливый, но ничего по-настоящему своего пока не снял. Многие люди, считающие себя интеллигентными, собственного представления о вкусе и стиле не имеют, поэтому так легко ошибаются.Тем, кто присуждает призы на Венецианском кинофестивале, важна в первую очередь культурная традиция, но представления о том, что является современным искусством, у них самих нет. Вот Звягинцев получил в 2003 году «Золотого льва». Но Андрей Тарковский умер за двадцать лет до этого.


Так, а Хлебников — это современный язык?


Да, Хлебников более живой человек, и Мизгирев, и Сигарев. Но вот эта волна вновь возникшей чернухи, которой был забит «Кинотавр»… Из двадцати фильмов, отобранных на фестиваль, семнадцать — такие. Из них нормальных-то всего три. Собственно, этих трех режиссеров мы уже назвали, а остальные — просто бездарные, но работающие в той же зоне абсолютной чернухи. Меня же интересует кино, которое смотрят не посетители, не гости фестиваля, а обычные люди.Чтобы русское кино заработало, должно быть представлено сбалансированное меню: мейнстримовые фильмы для своих аудиторий — для женщин постбальзаковского возраста, для девчонок-подростков… В этой системе будет нормально существовать и артхаус.


Где же взять продюсеров, где взять художников, где же взять этих людей? На Западе существуют школы, и не один десяток лет.


Когда возникнет индустрия — возникнет потребность в кадрах. Тогда появятся и предложения по их подготовке.


Как может индустрия возникнуть без кадров? Ну ладно, два-три фильма ты еще напряжешься и сделаешь, а вот индустрия вряд ли заработает.


Индустрию создают пассионарии, которые совмещают в себе очень многие качества: они ищут людей и запускают процесс. Сначала надо дышать по системе рот в рот и пытаться заставить работать сердце, а через некоторое время возвращается дыхание. И люди уже подтягиваются к индустрии. Но проблема пока в том, что в России нет полноценной финансовой модели этой индустрии.


Есть люди, которые готовы дышать рот в рот, но нет реанимобилей.


Да, пока нет системы финансирования производства и проката фильмов.


Так что же делать?


Реформировать, создавать кровеносную систему.А пока здесь тромб. Кинотеатры должны брать не больше двадцати пяти процентов от стоимости билета. Нигде в мире нет больше!


И еще кинотеатры должны быть отделены от кинопроизводителей. Не может одна компания и производить, и прокатывать!


Конечно. Потому что она же будет создавать для своего фильма специальные условия, ей надо будет вернуть затраченные деньги, но это абсурдная история. Вот что получают сейчас продюсеры? Пятьдесят процентов от продажи билетов. Из этого пять, десять или пятнадцать процентов забирают дистрибьюторы, вычитаются деньги за рекламу.А когда вычитаются еще и затраты на производство, денег обычно не остается. Скорее всего, ты кому-то должен. Максимальный долг, я так понимаю, у Феди Бондарчука. По оценкам рынка, около двадцати миллионов минуса по «Обитаемому острову». Максимальный гросс у «Иронии судьбы», но после многочисленных подсчетов он определяется двенадцатью миллионами долларов, хотя фильм собрал пятьдесят четыре миллиона вместе с Украиной. Из этих двенадцати вычитаешь три с половиной на производство, минус реклама, еще и остается, но это же не сказочный бизнес. И это самая кассовая российская картина за последние годы. Есть и другая проблема. У нас операторы, режиссеры и сценаристы получают столько же, сколько в крупных европейских странах. Но мы не находимся на уровне развития Франции и Германии с точки зрения кинематографа и вообще экономики. А зарплаты те же.


Это мы говорим про мейнстрим. А некоммерческое кино государству стоит поддерживать?


Мне кажется, что выдающихся некоммерческих фильмов одна страна может производить не более десяти в год. Остальные пятьдесят, которые пытаются производить, — это косноязычные попытки высказывания, по причине неуспеха выдаваемые за зашифрованное художественное послание.


Да, но десять картин должны иметь право на существование. В Германии, например, сейчас построили девяносто кинотеатров по всей стране для помощи таким фильмам.


Должны существовать фонды, должны быть люди, в них работающие, которые понимают и чувствуют, может ли человек сделать картину до конца, если до этого никогда не делал. И фонды должны рисковать. И государство должно рисковать, но прежде всего должназаработать система. А сейчас получается, что вроде на артхаус деньги дают легко. Типа: у ребят не получилось — ну и что, артхаус же…


Ну хорошо.А как человеку пробиться, когда будет семь студий? Как ему найти путь к деньгам для осуществления своей мечты?


Прийти на одну из этих семи студий и предложить свой проект людям, которые понимают и в мейнстриме, и в артхаусе, и вообще в кино. Но еще раз повторю: пока не будет мейнстрима — не будет и артхауса. Мне самому приятнее было бы делать русский НВО. Но я понимаю, что должен заниматься телевидением, которое смотрят все.


А может быть, это ошибка? Почему, выполняя свою работу, мы думаем, что кому-то должны: обществу, идее? Я помню замечательную статью Петра Авена в «Коммерсанте», где он с горечью признавал, что, когда работал в правительстве, ему приходилось идти на компромиссы с самим собой, потому что он верил в идею: если не он, то кто. А потом прошло время, и Петр Олегович понял, что во многом ошибался. Что гораздо правильнее честно оценивать ситуацию и, может быть, исходить из своей интуиции, а не подчиняться идее.


Ты же тоже в какой-то момент своей жизни чувствовал, что обязан обществу, когда запускал «Птюч»? Помимо того, что ты лично хотел это сделать? Тебе же казалось, что это социальный акт?


Ну… конечно.


И это, безусловно, и был социальный акт.



Но я все же думаю, не ошибка ли это?


Ты задаешь вопрос, не имеющий ответа. Это вопрос о смысле жизни. Смысл жизни у каждого свой — и ошибки свои. Мы не заключили с тобой терминологическую конвенцию. Поэтому да, может быть, это и ошибка, а может быть — откровение.


А у тебя не вызывает чувства изумления, когда какой-то проект, который сделан чудовищно, неопрятно, вдруг становится популярен?


Бывают такие проекты.


Это не вызывает чувства возмущения?


Нет, это просто зона перекрытия. Я не понимаю, зачем он нужен, почему его смотрели. Вот фильм «Доярка из Хацапетовки» — глупый, пошлый, дурацкий. Но там нет секса, насилия, и я понимаю, что он задел какие-то важные струны у значительной части аудитории.



Вернемся к кино. Понятно, что с «Дозорами» кое-что получилось, дышать уже получилось.


С «Гамбитом» получилось, с «Иронией» получилось. Мы и рассчитывали, что запустим процесс. Нам показалось, что тело задышало, и мы отошли. А оно не задышало. Просто сделало три глубоких вдоха и снова затихло. Значит, мы предпримем следующие попытки, пока оно не задышит само. Не получилось же потому, что рвануло огромное количество негодяев и аферистов, потому, что вдруг показалось, будто это бизнес. Ну, например, человек производит колбасу, но стыдится этого. Почему-то считается, что колбаса — это стыдно. То ли дело книжные магазины. И так как большинство людей испытывают стыд по этому поводу, им хочется стать продюсерами. Продюсер — это вроде как искусство, красная дорожка, смокинг и вообще клево. И поэтому бесчисленные бездарные аферисты развели большое количество комплексующих колбасников на производство ужасного кино. Колбасники, конечно, быстро разочаровались, потому что и дорожка была загажена, и Урюпинский фестиваль нового кино — это вам не Канны. Так что все закончилось довольно скоро. Но у нашей взыскательной и избалованной нервической аудитории они отбили желание ходить на русское кино. Вот есть замечательные ребята — «Комеди клаб», но чувство кино у них отбито, как печень в пьяной драке.


Однако при этом они собрали кучу денег.


Первый раз — да, потому что обманули аудиторию, которая любила их по телевидению, а в кино не знала. Второй раз уже не собрали. И в третий раз вряд ли соберут. Потому что это очень плохо. Ужасно скучно. И проблема в том, что остановиться они не могут. В качестве телевизионной программы я их очень люблю и ценю, но не надо пытаться присутствовать во всех областях. В свое время, с нашей легкой руки героев-дефлораторов, показалось, что девушкам это доставляет неземное удовольствие. Но выяснилось, что, во-первых, не всем, во-вторых, некоторым совсем не доставляет, в-третьих, дорого обходится: еще и остаешься девушкам должен. Кино и телевидение — это совершенно разные области. Более того, показ кино по телевидению — это вынужденная акция, как пересылка денег телеграфом. Ни к деньгам, ни к телеграфу отношения не имеет. И сам я кино по телевизору смотрю редко.


Ты посмотрел «Аватар»?


Вообще-то, я не люблю фэнтези, но не припомню за последние пятнадцать лет случая, чтобы я, как ребенок, смотрел кино в жанре, который меня не интересует, длиной, которая для меня невыносима. Я не могу сидеть на одном месте больше часа, а на «Аватаре» отсидел три и ни разу не посмотрел на часы.


Кэмерон гений?


Да, абсолютный.



А то, что там сценарий, говорят, говно… Вся эта философия нью-эйдж?


Это все неважно. Тебе экспонируют совершенно другую реальность, и ты являешься ее участником. Я три часа находился в другой реальности и бесконечно ему за это благодарен. Поэтому меня примитивность сценария и образов не волнует. Это настолько полноценно визуально, что спасает от любых драматургических провалов.


То есть получается совершенно уникальный наркотик.
Да. С жанровым кино в его привычном смысле можно попрощаться. Это следующая ипостась, причем если «Матрица» и «Властелин колец» были огромным художественным и визуальным прорывом, то «Аватар» — серьезная заявка на новую реальность. Предыдущие авторы не зачеркиваются, но это разработка формул для теории поля. Теория поля представлена Кэмероном. Новый язык быстро начнет использоваться остальными. Они просто вынуждены будут говорить на этом языке.


Ты не боишься, что произойдет интеллектуальное усечение, настолько сильным будет преобладание визуального над смысловым?


Да нет, напротив, смыслы не повреждены, и я первый раз видел искусственно созданных персонажей, которым реальные актеры проигрывают эмоционально.


По-моему, первый такой герой появился у Джексона — Горлум.


Джексон сделал это первым, а Камерон институировал.


Не страшно?


Учитывая морально-этический облик многих современных актеров, это счастье. Просто они, слава богу, через некоторое время больше не будут нужны. А другие актеры будут нужны вечно.


Что же должно произойти, чтобы у нас появился свой Кэмерон и свой «Аватар»? Ведь от концепции кино очень многое может измениться и в нашей обыденной жизни.



Попытки государства заняться кинематографом связаны как раз с необходимостью вырабатывать модели поведения людей. И я рад, что в нашей индустрии намечаются правильные люди.


Приоткрой, что же это за люди? У меня есть ощущение, что таких людей нет, нет молодых режиссеров. Ты их видишь где-то?


Я их ищу все время. Я уверен, что они должны быть, потому что у общества есть в них потребность. А если есть потребность, они появятся.


Пока это только люди, которые сняли талантливый фильм про милиционеров, убогих и преступников. Вот это, значит, народ хочет видеть?


Следующими будут те, которые смогут сделать что-то другое. Наверное, более позитивное.



Каким тогда будет позитивный образ? Какой будет тематика, фабула?


Это будут фильмы в первую очередь про современную жизнь, рассказанные современным языком, которые не будут ничего приукрашивать, но будут демонстрировать позитивное поведение в рамках реальных условий. Человек, когда рождается, начинает дико орать, потому что единственное комфортное состояние — в плаценте, все остальное — враждебная зона. А когда ты рождался, никто и не обещал, что будет справедливо, что ты достигнешь какого-то счастья. Ты родился. А что с тобой случится дальше, зависит прежде всего от тебя.