Фильм — о нас сегодняшних, не тогдашних

Я знаю, что вы уже очень давно собирались снять «Белую ленту». В чем была причина задержки?


Да просто денег не было. Бюджет фильма — 12 млн евро, снимать детей — еще одна головная боль. В Германии с этим очень строго, время работы четко регламентировано. Тут, если нарушать правила при работе с детьми, в тюрьму можно угодить. Недавно один продюсер сел за то, что у него дети снимались сверхурочно.


Я рад, что вы на свободе. Скажите, а почему у вас действие происходит в 1913—14 годах? Да и деревня какая-то странная — вроде бы это новое время, а порядки там совершенно феодальные.


Деревня — потому что деревня — это самая простая модель общества. Можно в одном маленьком коллективе построить полную лестницу общественной иерархии. 1913-й — потому что с началом Первой мировой произошел слом общества, порядок менялся везде, не только в Германии. Феодальное общество, которое медленно доживало свой век, вдруг скончалось. Но не стоит привязываться именно к этому времени — все могло произойти в другое время, при другой политической ситуации. Это могло случиться даже в арабской стране. Фильм — об истоках зла, о происхождении радикализма и терроризма. Но поскольку это немецкий фильм, он снят на примере ситуации в немецком обществе. Но я не хочу, чтобы его трактовали узко, как историю о становлении немецкого фашизма. Я отталкивался от своего личного опыта — от того, что вижу и слышу каждый день. Любой, кто делает серьезное кино, работает с современностью. Именно поэтому мало хороших фильмов о холокосте — люди начинают пересказывать историю, теряются в прошлом. Этот фильм — о нас сегодняшних, не тогдашних.


Вы сами часто говорите, что помешаны на тотальном личном контроле над фильмом. «Белая лента» — исторический фильм. Как вы восстанавливали бытовые детали 1913 года?


Я читал много педагогической литературы того времени. Книги по правилам поведения, как воспитывать ребенка в деревне. Многие ситуации фильма на самом деле были описаны в этих книгах. Например, белая лента как средство наказания. Это был способ постоянно напоминать ребенку о его проступке, обходясь без порки. Крестьянин, атаковавший капустные грядки, — оттуда же. Там было много интересных педагогических традиций, нарочно такое не придумаешь.


«Отцы деревни» — барон, пастор — упорно не хотят замечать происходящее.


Ну конечно, иначе ведь весь мир разрушится. Они же не злые, в общем-то, люди, просто ситуация такая. Пастор любит своих детей, думает, что поступает правильно. Для него все, что творится в деревне, — шок, как только он видит мертвого попугайчика, он понимает, что обвинения учителя верны. Ему совсем не смешно.


Мучительно хочется узнать, что произошло дальше, кем стали эти люди. Мы же понимаем, что, когда дети вырастут, у власти будут стоять нацисты.


Да, в этом и трюк — я специально разжигаю в зрителе любопытство. Ко мне часто подходят после фильмов и спрашивают: «Что вы имели ввиду в “Скрытом”? Кто посылал пленки?» Решайте сами! Я всегда говорил, что фильм должен быть как прыжок с трамплина. Как только вы оказались в воздухе, вы полагаетесь только на себя. Но тут важно, что ваш прыжок тщательно подготовлен режиссером.