Фарфор, золото, болгарка. Как в Москве спасли уникальную вывеску
Про поиск старых вывесок на домах
Мы никогда не восстанавливаем ничего по картинкам. Не бывает так, чтобы мы увидели фотографию и такие: «О, здесь была молочная торговля, давайте срисуем ее по фоточке». Это реконструкция, а не реставрация. Мы восстанавливаем только то, что реально сохранилось.
Все вывески, которые есть в нашем портфолио, действительно были на стене, это сохранившаяся краска. Мы просто ее немножечко подновляем, делаем более читаемой. Но мы ничего не добавляем и не сравниваем с предыдущими картинками — в том числе потому, что их нет. Поэтому прогнозировать какие-то находки невозможно. Эти вывески лежат под старой штукатуркой и сохранились только потому, что их сто лет назад замазали — не год, не десять лет назад, а в 1920-е, например.
Бывает, что нам другие люди рассказывают о своих находках — но в абсолютном большинстве случаев там нет ничего интересного. Вообще в Москве очень мало чего сохранилось, в отличие от регионов. Собственники к нам тоже сами не приходят. Правда, был случай, когда один из членов нашей команды Петя Шутов нашел на своем доме рекламную надпись 1913 года. Ее с земли не видно вообще никому, кроме жильцов, у которых есть доступ на крышу.
И вот наш коллега был одним из них. Поговорил с людьми в своем доме, они сказали — мы все хотим. Так мы восстановили рекламную «визитку» «Инж. М.Л. Винавер» в Чистом Переулке.
Про то, можно ли найти что-то интересное по фотографиям
Это все равно что прийти в любую старую квартиру и подумать: «Наверно, здесь есть клад» — только потому, что тут жили богатые люди. Даже если на доме когда-то были какие-то буквы — это вообще ничего не значит. Чтобы вывеска исчезла навсегда, нужен всего-то ремонт фасада. Так что найти что-либо мы можем только случайно: где-то ремонт, где-то штукатурка обвалилась, где-то краска протерлась…
С вывеской на Доме фарфора как раз был достаточно уникальный случай, когда мы знали, что она там есть. И знали не только мы, но и многие краеведы, потому что есть фотография 2000-х, где под вывеской «Фаянс Фарфор» видны следы закрашенных объемных букв. Но мы все-таки не знали, как это выглядит на самом деле: виден был рельеф, но какая надпись там точно, было непонятно, потому что фотографий, где эта вывеска в исходном виде, не сохранилось вообще — только фотографии 1912 года, где ничего не видно.
Про то, сколько времени может занять восстановление одной вывески и почему
Мы еще три года назад пришли в этот магазин фарфора на Мясницкой и попросили их дать нам возможность восстановить вывеску, причем бесплатно. Мы же как думали: вот редчайший случай, когда магазин в наше время имеет отношение к старой надписи, и эта вывеска работала бы только на пользу магазину. «Кузнецов» — это бренд, который все знают. Место проходное. В общем, очевидно, что, если бы мы надпись раскрыли, то для всех было бы хорошо — это же не вывеска «Мясо» над фарфоровым магазином! Но владельцы отказались, причем категорически. Даже угрожали нас с полицией увести.
Тогда мы обратились в Мосгорнаследие: речь идет о доме-памятнике, и мы попросили у них инициировать наши работы. Оттуда написали большое письмо владельцам магазина, что, мол, просим дать согласие на проведение работ, это важно. Собственники опять ни в какую.
Потом магазин закрылся, они выставили помещение на продажу. А на верхних этажах дома находится Академия музыки Игоря Крутого. Они там делают большую реконструкцию с элементами реставрации, есть разрешение на ремонт всего дома, включая фасад. Мы снова с помощью Мосгорнаследия зашли — уже теперь к Академии — и попросили дать нам возможность провести раскрытие.
Про то, что нашлось под старой штукатуркой
Когда мы начали снимать штукатурку, то выяснили, что все гораздо интереснее, чем мы думали — намного богаче и круче. Это были гранитные глянцевые плиты с выбитыми внутрь буквами, причем покрыты они были не краской, а настоящим сусальным золотом. Состояние вывески было идеальное — за исключением того, что она вся была мелко надсечена болгаркой.
Если бы тут была история из 1993 года, я бы не удивилась: тогда никто ни о чем не думал, кроме как по-быстрому заработать денег. Но вот это сделали лет 15 назад! И есть вероятность, что это была работа собственника, который, услышав о том, что мы хотим восстановить буквы, страшно испугался и именно поэтому был против. Это понятно, поскольку на фотографиях, о которых я выше говорила — буквы не повреждены. А сейчас мы явно видим насечки, чтобы можно было сверху положить штукатурку. Ну, есть же миллион способов выровнять стену без ущерба для изначальной поверхности. Как можно буквы, покрытые золотом, порезать болгаркой!
Реставраторы заделали все трещины, отполировали, и их вообще теперь не видно. Надпись мы не трогали, и она выглядит как такое поблекшее, древнее золото. Мы могли восстановить золотой слой до состояния нового, но сейчас так делать не круто. Гораздо интереснее выглядит консервация: вот что нашли, то и сохранили в первозданном виде. Так что теперь на здании ровно те же буквы, что были 120 лет назад, только немножечко более блеклые.
10 лет жизни. Что случилось в Москве за последнее десятилетие: с 2011 по 2020
Time Out продолжает серию материалов о том, как время меняло Москву последние 10 лет, какие катаклизмы происходили в столице, как воспринимались перемены тогда и чем они стали для города сейчас.
Про Мосгорнаследие и препятствия в работе
Мосгорнаследие — это те люди, с которыми у нас нет никаких проблем. Проблемы у нас только с собственниками. Все разрушения, все утраты наследия происходят из-за милых уютных людей, которые хотят, чтобы им не дуло, чтобы им было комфортно работать — и больше ничего они не хотят.
Вообще договариваться с собственниками очень тяжело, особенно поначалу. Жилой дом, нежилой — разницы нет: собственники всегда реагируют вяло. Потом, когда они видят ход работ, отношение другое, потому что все же думают, что это пыльно, шумно, грязно. А у нас стоит одна маленькая лесенка, две аккуратные интеллигентные девочки, никакого мусора и никаких шумных электроприборов. И вот когда люди это видят, когда видят, что приходят журналисты, что про дом пишут, что появляется что-то красивое — вот тогда возникает какой-то интерес.
У нас сейчас есть проект с готовым спонсором. Нам даже деньги собирать не надо! И вот мы пришли к людям в дом и честно сказали: или мы сейчас реставрируем, или вы живете дальше с разрушенным фасадом. Три месяца никто ничего сделать не может: надо им собраться, созвониться, обсудить… Они в целом-то как бы за, но что-то им лень.
Про реставраторов
Мы именно на них и собираем деньги, когда находим вывеску. Конечно, у нас есть волонтеры, которые приходят просто помочь — но им мы даем какую-то простую работу, где ничего нельзя испортить. Это работа для чувства причастности, для радости. А реставраторы — это совсем другая история. Наши мастера — специалисты по реставрации монументальной живописи, они восстанавливают церкви, советские панно, росписи. Это профессионалы.
Работают они у нас строго за деньги, по договору, на полный рабочий день. Мы так делаем для того, чтобы получить профессиональный результат. Волонтерство — это не то, что может сработать в реставрации; когда мы собираем деньги на больных людей, мы ведь лечим их в больницах, а не повязываем подорожник. Здесь то же самое. Люди приходят новые — но на самом деле их не так много. Постоянный участник всей нашей активности — Екатерина Дмитриева, она член команды и научный руководитель процесса.
Про вечеринки на тротуаре
Это наша старая традиция, с самого первого проекта: приходит человек 70-80, делаем маленькую вступительную часть, а потом пьем и фоткаемся. Просто мне кажется, что люди, которые во всем этом участвуют, дают свои деньги — они должны получать что-то взамен, какое-то материальное «спасибо». Сбор денег каждый раз идет по-разному, в зависимости от ситуации. На Кузнецовский Дом Фарфора мы быстро собрали, чуть больше, чем за месяц, а в других случаях по пять месяцев собираем. И люди должны чувствовать, что не просто тупо дали денег, а сделали что-то такое, о чем могут потом говорить, писать, гордиться этим. Потому что наша работа — она же для людей.
